— Что ж, если вы готовы оказать помощь, пора вам узнать, что все это значит, — сказала Шейла. — Вся эта история началась десять ночей назад, когда я уезжала на уик-энд. Примерно в четыре утра, как он мне рассказывал, когда он крепко спал, его разбудил телефонный звонок. Кто-то, назвавшийся Заловски, стал ему угрожать, сказав, что он из Чикаго, что Деймон плохой парень — именно так он и сказал: плохой парень — и теперь ему придется за все расплачиваться. Он сказал, что будет ждать его на углу улицы и что речь идет о жизни и смерти.
— Господи, — воскликнул Оливер, и его бледное лицо стало серьезным, — Роджер вышел?
— Нет. Он повесил трубку. В прошлый раз я рассказывала вам, как странно он вел себя после этого, и вы мне сообщили о пистолете.
— Пока, насколько я знаю, пистолета он не приобрел. Заявление все еще лежит у него на столе. А этот тип, этот Заловски, снова звонил?
— Один раз. Четыре ночи назад. Он оставил послание на автоответчике.
— Я не знал, что вы им обзавелись, — удивился Оливер.
— Теперь он у нас есть. — И Шейла рассказала Оливеру о новом звонке Заловски.
Они сидели в молчании, пока официантка ставила на стол еду. Потом Оливер сказал:
— Черт возьми, я уверен, что полез бы на стенку, если бы у меня среди ночи раздался такой звонок. Вы догадываетесь, кто это мог быть? И почему он звонил?
— Ни малейшим образом, — сказала Шейла. — А если Роджер и подозревает кого-то, мне он ничего не рассказывает. Поэтому я и хотела поговорить с вами. Здесь какая-то тайна. — С грустным видом она катала по столу комочек хлеба. — Он такой обаятельный человек. Кто бы ни пришел к нам, все так радуются, когда он входит в комнату. Конечно, были у него и какие-то женщины, о которых я никогда не слышала. Даже сейчас, когда он стал обаятельным стариком. Он никогда не показывает, что понимает это, но он так и
Оливер попытался улыбнуться, но ему удалось выдавить из себя лишь слабую гримасу.
— Ну, — сказал он, — из того, что мне доводилось видеть, я понял, что он отказывает куда чаще, чем соглашается…
— Благородные слова, — грустно улыбнулась Шейла. — Во всяком случае, я с этим смирилась. В конце концов, за последние несколько лет ничего
Оливер в смущении поежился.
— Ну, — сказал он, — случилось, что он пришел в офис после ленча… поздно, его не было все утро… он был бледен, и на лбу был пластырь, а когда я спросил его, что произошло, он обрезал меня, и, конечно, я решил, что кто-то его ударил, но что это не мое дело…
Шейла кивнула.
— Он и мне соврал об этом. Он сказал, что ударился головой о настольную лампу и мисс Уолтон наложила ему повязку.
— У нас в конторе нет даже аптечки первой помощи, — сказал Оливер. — И когда он в тот день, запоздав, вернулся в контору, на нем была не та одежда, в которой он был утром.
— Вчера я ее получила. Когда я пошла в химчистку взять свой свитер, мне сказали, что я могу взять и пиджак с брюками, которые мой муж сдал на прошлой неделе. Обычно он оставляет это на меня. Я даже не представляла, что он знает, где находится химчистка. — Она в упор посмотрела на Оливера. — Что-нибудь еще?
Оливер помедлил.
— Я не хочу нарушать обет верности Роджеру, — сказал он. — Если он сам не говорит вам, что у него на уме, я не могу сообщать вам какие-то новости.
— В чем они заключаются? — строго спросила Шейла. — Если он сам не может себе помочь, мы единственные, кто в
Оливер вздохнул.