Дорога через безмолвие

Эта бескрайняя земля сродни морю величием покоя и ощущением грозной силы. Геолог Дж. У. Грегори в начале нынешнего века побывавший на Куперс-Крике, писал в книге «Мертвое сердце Австралии»: «Временами, когда караван исчезает за песчаной грядой, сердце сжимается от страха при мысли о том, что в этой пустыне можно оказаться без воды и пищи. А ведь таков был удел несчастных путешественников, чьи кости, обглоданные динго и отполированные песком, разбросаны по просторам Центральной Австралии. Словно наяву видишь их фигуры, бредущие навстречу роковой судьбе».

В этом, наверное, причина того, что трагедия Берка и Уиллса превратилась в австралийскую легенду. История их похода как нельзя более точно соответствует представлениям первых поселенцев о том, что жизнь — это не столько борьба с другими людьми, сколько безжалостная схватка с пустыней, не признающей чинов и званий. Только так можно было надеяться выжить в буше, где полная беззащитность человека перед природой рождала небывалое чувство локтя и где подвести товарища означало обречь его на гибель.

Сцена возвращения Берка в лагерь на Куперс-Крике, как мы уже рассказывали, изображена на картине У. Лонгстафа. Огромный холст размером 4X3 метра сейчас настолько обветшал, что его упрятали подальше в газетный зал мельбурнской библиотеки. Сюжет картины давно уже стал достоянием истории, да и полотно в целом вряд ли можно назвать шедевром. И все же любой австралиец моего поколения, который ребенком стоял в музее у этого холста, вспомнит, как у него пробегал по коже мороз. Заданность и «красивость» поз несколько умеряли впечатление, но даже в том виде зрелище завораживало. Нас учили, что земное бытие венчает смерть на поле брани или в собственной постели. Но здесь смерть — слепая и бессмысленная, мрачное чудовище, подстерегающее любого из нас на каждом шагу. Поэтому посетители, постояв перед этой картиной, торопились дальше, мимо гипсовых слепков греческих богов — скорее на улицу, к свету.

Из участников экспедиции мало кому довелось надолго пережить Берка и Уиллса. Кинг мудро отказался от предложения участвовать в передвижном шоу с показом «циклорамы экспедиции», предпочтя спокойную жизнь в доме сестры. В 1871 году он женился на дальней родственнице, но год спустя умер от чахотки — прямого следствия голодных скитаний на Куперс-Крике. Ему исполнилось 33 года. Кинга похоронили рядом с Берком и Уиллсом.

В том же году умерли Маккинли и Ленделс, последний — в Калькутте, куда вернулся, видимо, не выдержав позора. Дост Магомет был похоронен в Менинди, он так никогда больше и не увидел родных краев. Браге отправился в Квинсленд, где обосновался на ферме и весьма успешно вел дела. Д-р Беклер возвратился в Германию. О дальнейшей судьбе Райта почти ничего не известно. Макадам пережил Берка и Уиллса всего на четыре года, а вот Хоуит дожил почти до восьмидесяти лет. Джулия Мэтьюз в 1863 году уехала в Новую Зеландию, там вышла замуж и вернулась в Англию, где с успехом выступала в роли герцогини в оперетте Оффенбаха «Великая герцогиня Герольштейнская», гастролировала в Европе и Америке и умерла в 1876 году в Сент-Луисе. Сэр Чарльз Купер, чье имя Стерт увековечил на карте, а последующие события сделали «гвоздем» географической хроники, вышел в отставку и умер в Англии в преклонном возрасте.

Последним и самым благородным шагом правителей колонии Виктория было закрепление 200 квадратных миль земли вдоль Куперс-Крика за аборигенами, которые спасли жизнь Кингу. Этот щедрый дар стал лучшим памятником экспедиции. Конечно, можно возразить, указав, что крик не принадлежал Виктории, а значит, земля и без того являлась собственностью коренных жителей. Тем не менее благородство порыва не подлежало сомнению, и викторианцы надеялись, что получившие землю аборигены останутся довольны.

Основная часть территории досталась племени юнтрувунта; по соседству с ними ниже по течению обитало другое племя — диери. Первое научное изучение их провел Хоуит, когда вернулся за останками Берка и Уиллса; позднее среди них поселились миссионеры, которые стали обучать аборигенов говорить по-английски и носить европейскую одежду. Но контакт с цивилизацией белых сограждан оказался губительным: аборигенов косили европейские болезни, женщины, которых мужья добросердечно предлагали путешественникам, становились бесплодными, новые формы существования убивали волю к жизни. Ко времени прибытия в 1902 г. геолога Грегори в низовья Куперс-Крика из тысячи аборигенов осталось лишь пятеро. От юнтрувунта, некогда обитавших неподалеку от печально знаменитого базового лагеря 65, не осталось и следа.

В конце концов получилось так, что подаренные 200 квадратных миль некому было наследовать; границы территорий штатов изменились, и о жесте викто-рианцев благополучно забыли.

Еще и сегодня можно пройти маршрутом Берна к заливу Карпентария, останавливаясь на привал там же, где и он, и видя практически те же картины, что открывались его глазам.