Дорога домой

Каждый день Пакс уговаривал дочь поесть, и каждый день она отказывалась. Даже когда – на второй день – он сбе́гал в Широкую Долину и принёс ей мышку. Она хотела только яйца, а яиц не было.

Каждый день он водил её к реке, и каждый день она пила.

И с каждым днём спала всё дольше.

И делалась всё слабее, и всё хуже держалась на ногах – как тогда, у застывшего пруда.

36

Два дня Питер по утрам встречался с Паксом у реки, а потом до вечера занимался хозяйством. Труднее всего было внутри, в доме, потому что из каждой комнаты, из каждого угла набрасывались воспоминания, хватали за горло, и в каждую стену словно был впечатан вопрос: Что здесь было раньше?

В первый день одно безжалостное воспоминание напрыгнуло на него в комнате отца, куда он зашёл поискать штормовку.

Он увидел словно наяву, как отец обходит дом, собирая мамины вещи. Увидел его полные слёз глаза, побагровевшее лицо и как он выдёргивает мамину одежду вот из этого шкафа. И тут же увидел самого себя, семилетнего. Он понимал тогда только одно: этот человек – единственное, что у него осталось, а значит, всё, что бы он ни делал, нужно принимать как есть. Питер не хотел помогать отцу – он и не мог бы, руки словно приросли к бокам и отказывались шевелиться, – но он тенью ходил за ним из комнаты в комнату, глядя, как груда вещей на полу растёт и растёт.

В ту ночь Питер тайком пробрался в подвал, куда была свалена эта груда. Он раскопал несколько вещиц и спрятал: любимые мамины тёплые гольфы в красно-белую полоску; браслет с амулетом-фениксом; несколько пакетиков мятного чая; рисунок, который он сам нарисовал ей ко дню рождения.

Как хорошо, думал он потом, что удалось это сохранить. Браслет он подарил Воле, но остальное лежало сейчас в его вещмешке и скоро должно было отправиться на грузовике Воинов Воды к следующему пункту очистки – к фабрике.

Питер опустился в кресло в углу, забыв о штормовке, и обвёл комнату взглядом, думая, какие из отцовских вещей оставить. Вот часы, которые отец надевал, когда наряжался в костюм. Пояс с кармашками для инструментов. Жестянка от печенья, полная покерных фишек, которые отец выиграл, но где, когда и как – Питер не знал или забыл.

Он снова подумал про костёр. Может, и правда: отложить вот это, это и это на память, а всё остальное сжечь? Ему стало так горько, что он вскочил и бросился обратно в гостиную и только там сообразил, что так и не нашёл штормовку.

После таких сражений с самим собой дыхание его становилось судорожным и прерывистым, приходилось выбегать из дома.

Во дворе было много работы, и она была тяжёлая, но ему это нравилось. Вне стен дома легче было смотреть вперёд, труднее оглядываться.

Особенно его тянуло к маминому огороду. К этому огороду никто не притрагивался шесть лет, с тех пор как мама умерла. В первый день, выкорчёвывая сорняки толщиной в его собственную руку, Питер сломал мотыгу, и пришлось переключиться на топор.

У него будет всё своё – как у Волы. Может быть, он тоже посадит по периметру плодовые деревья: персики и яблони. Мама бы одобрила – у неё были только овощи и ягоды, но, снимая урожай, она всегда так гордилась! И её цветочные клумбы он восстановит. Низачем, просто так.

От работы на свежем воздухе он уставал физически, но голова оставалась свободной, и мысли в ней были тревожные.

Сад и огород требуют денег. Сколько-то у него есть – по крайней мере на семена хватит, если только он найдёт, где их купить. Понадобятся кое-какие инструменты, удобрения, всякое такое. И, если он хочет, чтобы зимой у него была еда, придётся озаботиться припасами. И нужны банки для консервирования, а ещё морозилка – ведь рано или поздно электричество восстановят. А пока не восстановили, надо из чего-нибудь соорудить плиту, чтобы можно было готовить. Сейчас он носит воду с реки, с порогов, но хорошо бы отыскать какой-нибудь ручей поближе, грунтовыми водами ведь пока нельзя пользоваться. И так далее, и так далее.

Два вечера подряд он без сил опускался на ступеньку веранды. Сидел, обхватив руками голову, и боролся с подступающими слезами. В придачу ко всему урожай с огорода – это где-то в далёком будущем, а есть надо сейчас. А в доме только чашка кукурузной муки и горсть сушёных яблок.

Две ночи подряд он ложился спать с набитой проблемами головой и пустым животом.

Но два утра подряд он просыпался со странным предчувствием радости.

«Это просто встреча, – напоминал он себе, отгоняя дурацкие мысли о том, как Пакс вернётся и будет жить с ним. – Он теперь дикий, и ему так лучше». И всё же время, которое он проводил с Паксом, было самой хорошей частью дня. Он просто проводил время в компании. Просто наполнял свою чашу. Раз они не вместе, значит, он никогда больше не сможет предать Пакса. Всё в порядке.

37

На следующее утро, ещё до рассвета, задул холодный ветер. Он сбил цветки с багряника, взбаламутил реку, всколыхнул даже тяжёлые ветви пихты. Но лиску он не разбудил, а Паксу принёс приятный сюрприз.