Он даже думал не пойти. Да, он был уверен, что лис, которого он видел вчера, – Пакс, но ведь он тогда полчаса звал, ждал – и ничего. А может, и не Пакс, может, это он просто себя так обманывает. И всю дорогу до реки он уговаривал себя не надеяться напрасно. Даже если Пакс, не факт, что он появится снова. И даже если появится – он теперь дикий лис. Он будет вести себя насторожённо, имеет полное право.
Но когда Питер вышел из леса, Пакс был там, сидел посреди луга – словно ждал его.
Питер приближался осторожно, опустив руки и держа их ладонями вперёд, потому что Пакс, как собака, всегда старался понюхать ладони чужака, чтобы решить, убегать или оставаться. Пакс поднялся ему навстречу, и сердце у Питера забилось быстрее. Он думал, что Пакс, наверное, подойдёт ближе, а потом отбежит, ему ведь нужно сначала испытать Питера, – но Пакс просто напрыгнул на него, будто они были в разлуке всего лишь день, а не год. Он горячо лизнул Питеру руку, потом прижался к ноге – это означало «почеши мне голову».
Питер почесал, ошеломлённый.
– Что, вот прямо так? – спросил он. – Ты меня простил? И не будешь наказывать?
Пакс потёрся щекой о Питеровы джинсы. Питер знал, что это значит: Пакс помечает его, как свою собственность. Так что, похоже, да, прямо так. Пакс его простил. И от этого Питеру стало физически легче. Как будто он целый год собирал камни и таскал их на спине, всё больше, всё тяжелее – и вдруг в один миг все они упали и рассыпались в пыль.
Питер осматривал старого друга, и Пакс, кажется, делал то же самое: приник к Питеру, обнюхал шею, плечи, лицо. Питер рассмеялся.
– Ты проверяешь, в порядке ли я? Я-то в порядке! – Он взъерошил Паксу загривок. – И как, я изменился? Потому что ты – да.
Хотя ему сложно было бы сказать, как именно изменился Пакс. Он не то чтобы вырос, нет, но стал как будто жёстче. И шерсть у него явно гуще, чем была, и сильнее блестит. Здоровый, крепкий лис.
У Питера слёзы подступили к глазам.
– Ты жив-здоров, – прошептал он, прижимаясь лбом к Паксову лбу. – Мне так стыдно за то, что я сделал. Подумать только – ты жив-здоров!
И они стали играть – во все старые игры, и Пакс все их помнил. А потом Питеру захотелось пить, он отхлебнул из термоса, и тут до него дошло: ведь если Пакс живёт где-то поблизости, значит, он пьёт эту отравленную воду! Пакс, конечно, уже взрослый, но всё же…
Он сложил ладонь лодочкой, плеснул воды и предложил Паксу.
– Тут, в реке, плохая вода, но ты не беспокойся, скоро сюда придут Воины и всё очистят.
На секунду у Питера мелькнула мысль: неплохо бы и ему поучаствовать в возрождении этих мест. Теперь это для него личное дело, и к тому же оно будет связано с этим новым, хорошим воспоминанием о Паксе, а не с прежним, грустным. Может быть.
Он снова и снова протягивал Паксу руку-лодочку с водой, пока лис не согласился и не полакал.
А потом они лежали и отдыхали. Перед ними, тихонько журча, бежала река. Питер вглядывался в воду, надеясь высмотреть то, что увидела бы в ней Джейд: ценное знание, полезный совет. Но видел одни лишь вопросы.
– Я столько всего хочу знать, – сказал он бывшему питомцу. – В те первые дни… как ты научился охотиться? Где ты спал? Тот лис, которого Джейд встретила у водохранилища, – это был ты? У тебя теперь есть семья? – Питер как никогда жалел, что Пакс не умеет говорить. – Как ты здесь очутился? Ты меня искал? Ты как-то догадался, что я приду?
Пакс, похоже, внимательно слушал, и, когда Питер попросил прощения, ему показалось, что лис его простил.
Но потом Пакс внезапно вскочил, залаял и убежал, ни разу не оглянувшись. Если бы не слегка примятая трава, Питер бы, наверное, решил, что всё это ему примерещилось.
Сейчас, в полночь, лёжа на веранде, он опять размышлял о том же. Вина, прощение – может, это всего лишь человеческие выдумки? Он вспомнил, как отец попросил у него прощения, и какое облегчение отразилось в отцовских глазах, когда Питер его простил, и как ему самому тоже стало легче. Если бы можно было снова увидеть Джейд, поговорить о всяких таких вещах. Но это вряд ли.
Стоп, сказал он себе вдруг. Разве это не трусость? Посмотри на Пакса. Ты его бросил, ему было хуже, чем тебе. Но он же пришёл, не стал прятаться и убегать. Как будто у него всего один вопрос:
Ну и кто тогда Пакс – дурак? Или мудрец?
Тут Питер осознал, что он опять начинает всё сначала, опять изводит себя тревожными вопросами, вместо того чтобы просто довериться чувствам. Но единственный вопрос, который сейчас имел значение, был:
Завтра он снова пойдёт.
35
В следующие два дня, заслышав зов Питера – оба раза это было утром, пока дочь спала, – Пакс выскакивал из укрытия и переплывал реку. Они обнимались и играли, и Пакс пил воду, которую настойчиво предлагал ему Питер, и они отдыхали рядышком на траве. Пока до Пакса не доносился голос проснувшейся дочери.
Тогда он подскакивал, лаял и бежал к ней.