Но, уже изготовившись прыгать в воду, Пакс услышал сзади испуганный щенячий крик. Он ещё раз глянул на своего мальчика – и поспешил обратно, под пихту, к своей дочери.
Дочь дрожала от страха. Она проснулась от громкого человеческого голоса и обнаружила, что она одна. Появление Пакса утешило её, но тут человек снова закричал и она снова испугалась.
Дочь прижалась к нему крепче.
Но Питер звал и звал, и дочь смотрела на Пакса с тревогой.
Пакс вывел её из укрытия.
Однако дочь не захотела оставаться снаружи. Она вцепилась зубами в свою левую заднюю ногу – нога дрожала, – потом помочилась – всего несколько капель – и заползла обратно. Свернулась клубочком на мягком хвойном ложе и, отряхнув хвост, укрыла им нос.
Пакс сидел с ней рядом, зов Питера слышался всё реже, потом совсем стих. Наконец дочь закрыла глаза. Пакс выждал немного, убедился, что она спит, и вернулся на берег.
Но его мальчика уже не было.
На следующий день, как только дочь уснула крепким утренним сном, Пакс переплыл реку. Он уселся точно в том месте, где в последний раз видел мальчика, на склоне между толстой старой стеной и рекой, в самой середине. Было солнечно и тепло, лёгкий ветерок дул с запада, и лис знал: если дочери что-то будет грозить, он учует.
Он ждал.
И скоро его старый друг вышел с лесной тропы.
Пакс задрожал от удовольствия. Он вскочил и помчался с радостным лаем. Он потёрся щекой о Питерову ногу – обновил узы дружбы. Когда Питер упал на колени и обхватил Пакса руками, лис в ответ сильно ткнулся в грудь своего мальчика, чтобы почувствовать его сердцебиение, которое раньше было знакомо ему как собственное. Потом он осмотрел Питера, убеждаясь, что его мальчик здоров и цел.
После приветственных объятий они стали играть. В бегать-падать. В кто-кого-победит. В прятки. В другие их старые игры. Всё это было знакомо и радостно.
Но потом произошло кое-что незнакомое. Питер, набегавшись и запыхавшись, напился воды из фляжки, плеснул немного себе в ладонь и стал уговаривать Пакса попить, и голос его звучал тревожно. Пакс не хотел пить; Питер огорчился. Он снова и снова наливал воду и предлагал Паксу, пока тот наконец не согласился и не полакал немного.
Потом они улеглись рядом на лугу. Питер подпёр подбородок кулаками, Пакс подвернул лапы под себя. Солнце грело им спины, воздух пах травой, и постепенно дыхание у них становилось ровнее и спокойнее. Оба лежали, повернув головы к реке; у Питера было напряжённое лицо, словно он силился что-то понять в её течении; Пакс не сводил глаз с пихты, под которой спала его дочь.
Иногда Питер протягивал руку и вытаскивал у Пакса из шерсти сосновые иголки – Паксу это нравилось; обычно его чистила Игла. Иногда рука Питера скользила к голове Пакса и чесала между ушами – вот этого наслаждения Пакс не испытывал целый год. А один раз из глаз Питера неожиданно брызнула солёная вода. Мальчик вытер лицо, положил руку Паксу на плечи и долго не убирал. И почти всё это время Питер что-то говорил и говорил – гораздо больше, чем раньше, – и голос его всё время менялся, от довольного до огорчённого. Пакс порой вставлял дружеское урчание или всхрап, когда ему казалось, что его мальчику это нужно, но в основном молчал.
А потом он почувствовал, что на другом берегу проснулась дочь.
Пакс вскочил на ноги, залаял, успокаивая её, и бросился к реке.
И не обернулся.
34
Около полуночи Питер стянул матрас с кровати и пропихнул в окно. Эту уловку он придумал, когда только-только принёс Пакса в дом и не мог спать от волнения: крошечный лисёнок в своей загородке совсем один, как он там? В те времена приходилось вылезать из окна украдкой и возвращаться в кровать ни свет ни заря, чтобы отец ничего не заметил; но сегодня он просто с глухим стуком сбросил матрас на веранду и, с одеялом в руках, выбрался сам.
Он улёгся и закрыл глаза, но сон не шёл.
Сегодня был чудесный день – по крайней мере, час, который он провёл с Паксом, точно был чудесный. Не из-за этого он не мог сейчас уснуть. А из-за спора, который вёл сам с собой, – о том, что делать дальше.
С одной стороны, теперь он знает главное: Пакс жив. И здоров, на воле ему хорошо. И можно наконец сбросить с себя груз той вины. А что касается их старой привязанности – Питер накрепко выучил урок. Только дурак может пойти завтра к реке, и снова звать Пакса, и попадать в ту же ловушку. А Питер не будет больше дураком.
С другой стороны, как же давно не было у него такого прекрасного часа. Он попросил у Пакса прощения от всей души, как только мог, и Пакс, кажется, понял его и простил. И они снова были вместе. Питер как будто наполнил свою чашу.
Он лёг на спину и позволил себе вспомнить всё поминутно.