Дорога домой или Цена престола

Прошла неделя с их с Гэбриэлом разговора. Тогда она ужасно разозлилась, теперь злость прошла, осталось непонимание. Эрилин почему-то думала, что Гэбриэл подойдет к ней на уже следующий день и извинится, возьмет свои слова обратно... Но он не подошел. А это значило только одно: Гэбриэл по-прежнему верит в то, что сказал. От этого на душе было не просто отвратительно, было противно. Ей казалось, он ее предал. Как бы Эрилин ни любила его, она никогда и ни за что не стала бы выбирать между ним и семьей. Иногда нужно просто слепо доверять кому-то. И кому, как не родному брату?

Гэбриэл первый из их компании спустился по трапу корабля на пристань. Он даже не посмотрел в ее сторону. Злится или чувствует вину?

«Плевать. Я знаю, во что верю».

Эрилин спустилась вслед за братом, он обернулся, подал ей руку, чтобы она не упала.

Ну как можно вообще было подозревать этого человека? Да, у Эмира оказался довольно скверный характер, но ведь это не преступление, не так ли?

Брат будто прочел ее мысли. Он нахмурился.

— С тобой все нормально? — спросил Эмир. — Ты какая-то странная.

Эрилин выдавила из себя улыбку.

— Все нормально, просто немного страшно.

Это была правда, вернее полуправда, но ведь ей на самом деле было страшно возвращаться в Иканор.

Эмир улыбнулся ей в ответ.

— Все будет хорошо, — заверил он.

Ей еще никогда не хотелось так верить брату, как в этот момент.

В Миранье они остановились в той самой гостинице, где совсем недавно, а может быть, тысячу лет назад, Эрилин просила Гэбриэла, тогда еще совершенно чужого ей человека, помочь ей и проводить в Сарану.

Даже несмотря на мрачное настроение, Эрилин улыбнулась этой мысли. На что она тогда рассчитывала? Как хватило смелости? Откуда взялось столько настойчивости?

В гостинице ничего не изменилось и, хотя на улице значительно похолодало, отопления в этом месте по-прежнему не было. С другой стороны, возможно, именно это и послужило причиной почти полного отсутствия постояльцев в гостинице, что сыграло путникам на руку. Почти все комнаты оказались пусты, и их предоставили им за бесценок. Эрилин даже достался отдельный номер.

Оставшись одна и заперев дверь, принцесса вздохнула с облегчением. Странно, раньше она никогда не радовалась одиночеству, а теперь воспринимала его, как глоток свежего воздуха.

Она забралась с ногами на широкий подоконник, кутаясь в плащ, и уставилась в окно на летящие хлопья снега.

Казалось, золотая осень была еще вчера, и вот уже самая настоящая зима. Быстро. Смена времен года неотвратима и не поправима, как смерть...

«Какая нелепая мысль!»

Этой осенью ее отец был еще жив, его здоровье улучшалось, он шел на поправку, и ничего не предвещало беды. Эрилин занималась тем, что все время протестовала, борясь за свою независимость, фехтовала со стражей и веселилась, отпугивая женихов... Как же тогда все было легко и просто... Она даже считала себя мастером фехтования. Забавно, какой на самом деле беспомощной и неопытной она оказалась.

Эрилин посмотрела на свои руки, все пальцы были в уже подживающих ссадинах и мозолях. Гэбриэл говорил, что она делала успехи в стрельбе из лука, но она чувствовала, что стреляет так же, как и фехтует: в настоящем бою ее убьют в первые пять минут...

Принцесса не додумала мысль. В дверь постучали.

Она спрыгнула с подоконника и, не спросив, кто, распахнула дверь.

Почему-то Эрилин даже не удивилась, увидев на пороге Гэбриэла. Она ждала, что он придет, все эти дни.

Злобы и воинственности в ней давно уже не было, только усталость.

— Если ты пришел, чтобы прочистить мне мозги, то уходи, — попросила она, пытаясь не встречаться с ним глазами.

Но Гэбриэл не ушел.

— Могу я войти?

Это что-то новенькое. С каких пор он спрашивает разрешения?

Эрилин отошла от двери, все еще смотря в пол.

— Проходи.

Гэбриэл вошел и прикрыл за собой дверь. Он молчал и она тоже, просто стояла посреди комнаты, вытянув руки по швам, и смотрела под ноги.

— Эр, я был не прав, — сказал Гэбриэл. — Я не должен был взваливать на тебя такое.

Не «извини, я ни в чем не подозреваю твоего брата», мрачно отметила она.

— Я пустился в хладнокровные расчеты в духе Братства, — продолжал он, — не думая о твоих чувствах.

— Ты все еще подозреваешь моего брата, — прошептала Эрилин, почему-то голос звучал еле слышно.

— Но я забыл, что ты не можешь его ни в чем подозревать. И не должна.

К горлу подступил ком, казалось, что она сейчас заплачет, но глаза по-прежнему оставались сухими.

— Он мой брат, — шептала принцесса, — семья — это святое, я умру за него, а ты говоришь мне такие вещи... Я буду верить в него до последнего... Не знаю, до чего последнего: до последнего дня своей жизни, до последнего вздоха. Потому что, если не верить родному брату, то зачем жить?

Она все еще смотрела в пол. Гэбриэл подошел ближе и приподнял ее лицо за подбородок. Их глаза встретились.

— Мне, правда, очень жаль, что я все это тебе сказал.

Гэбриэл был искренен, она не сомневалась. Но как быть с тем, что он был искренен и уверен в своих словах, когда обвинял Эмира невесть в чем?