- Что ты, дезертиров не знаешь? Вон Вера, пошла за водой, а они в овраге, по кустам прячутся, и она побоялась к роднику спускаться. Вот поэтому сидели мы целый день без воды.
- А мне и не признались. Высох ручей. . .
А что бы ты сделала, если и признались? Шум подняла? Так в поле никто не услышит.
- Вот паразиты! Наши мужья кровь проливают, а они по оврагам прячутся! - возмутилась Татьяна.
А тем временем, солдаты плотным кольцом окружили овраг. Лейтенант, сложив рупором ладони, крикнул: "Из оврага, выходите по одному, и не вздумайте баловаться! Пристрелим, как собак. Ну, живо , живо!"
Солдаты, стоявшие ближе к лейтенанту, заклацали затворами.
Диверсанты, поняв, что они окружены, сдались без единого выстрела.
14
День стоял сухой и жаркий. В голубом небе ни облачка. Старенький паровоз, дымя и фыркая паром, подошел с несколькими платформами, загруженными шпалами, рельсами и мелким гравием-балластом.
По насыпи шел старший лейтенант Агафонов в выгоревшей гимнастерке с темными пятнами выступившего пота на спине; сдвинутая на затылок фуражка открывала белую полоску верхней части лба, лишенную загара.
Он остановился у крайней платформы и, подозвав к себе лейтенанта Мишкина, совсем молодого паренька, недавно прибывшего в их часть, сказал: "Пока кран будет разгружать рельсы, ты возьми полвзвода солдат и поставь их на разгрузку гравия."
- Слушаюсь! - козырнул молодецки лейтенант и, повернувшись на носках, пошел четкой походкой выполнять приказ командира.
"Как на учебе по строевой," - подумал Агафонов, глядя на отошедшего Мишкина: «Совсем еще мальчишка». Хотя самому только недавно исполнилось тридцать лет, он считал себя стариком.
Он обернулся назад и посмотрел вдаль по насыпи, где солдаты другого взвода укладывали рельсы.
Одни закручивали гайки, другие забивали костыли, там же прохаживался инженер-железнодорожник, наблюдая за их работой.
«Сегодня во что бы то ни стало надо выполнить задание по укладке рельсов», - подумал он: Остальные работы можно закончить и потом. И с такой мыслью зашагал по шпалам. «Здесь и лейтенант справится,» - шагая, думал он.
Солдаты, которых отобрал Мишкин, подошли к платформам, и, побросав лопаты на платформу, стали взбираться наверх. Вскоре послышался скрежет лопат, вонзаемых в сухой гравий. От скидываемого солдатами гравия поднималась серая пыль и медленно оседала на землю, покрывая ее тонким слоем.
Окончив разгрузку платформы, лейтенант разрешил солдатам отдохнуть. Они тут же уселись на деревянном полу и, достав махорку, стали закуривать. Лейтенант вместе с ними тут же присел на борт платформы.
- Вот так воевать можно, - развалившись на полу платформы и затягиваясь махорочным дымом произнес Котеньков, уже немолодой солдат.
- Котеньков, а Котеньков, слышишь? - окликнул его еще совсем молодой солдат.
- Слышу! - отозвался гот. - Чего тебе?
- А чтобы ты делал, если бы тебя забросили вон к тем женщинам? - с ехидной усмешкой спросил он.
- Ты хочешь сказать, как камень или бревно. Но я же не камень и не бревно, а человек, и меня никак нельзя забросить, - назидательно поправил Котеньков молодого солдата. - А к чему ты это клонишь? Я то знаю, что с молодицами делать. Вон у меня трое детей. А вот его, салагу, надо бы, товарищ лейтенант, отправить к женщинам, чтобы они ему задницу крапивой настегали так, что б он вспомнил свою родную мать.
- Ха-ха-ха! - рассмеялись солдаты.
- Получил, салага, по мозгам? - отчитал его ефрейтор Васин, сидевший недалеко от него. - У Котенькова уже дочь с тебя, а ты решил его подначить. Нашел над кем подшучивать!
Лейтенант Мишкин, сидевший на борту платформы и слушавший болтовню солдат, не успел вмешаться в их разговор - воздух наполнился гулом моторов. Из-за бугра, поросшего мелким кустарником, вынырнули два "мессера" и с нарастающим ревом пошли на их поезд.
Он даже не успел дать команду "Воздух", а лишь услышал приглушенный ревущими моторами чей-то крик: "Воздух!"
И неосознанно, скорее инстинктивно, вобрав голову в плечи, упал на дно платформы, прожимаясь к борту.
Сквозь рев моторов он услышал частую дробь ударяемых о железные части платформы пуль и их рикошетное посвистывание.
Самолеты, оглушая, пронеслись, казалось, над самыми головами.
Мишкин встал, огляделся: солдат на платформе не было, и лишь один Котеньков лежал в неестественной для него позе, поджав под себя правую ногу, с откинутой левой рукой. На левой половине лба, ближе к виску, темнела запекшаяся струйка крови.
Мишкин в первые секунды еще не осознал, что произошло. Он скорее по привычке, чем осознанно, заложив за ремень пальцы обеих рук, разгладил гимнастерку под ремнем, сгоняя ее складки с живота назад, как будто этот его жест был главным в сложившейся на данный момент ситуации.
Потом уж, когда расправил гимнастерку, крикнул: "Эй! Кто там поблизости, помогите снять Котенькова с платформы!"
Между бортами платформ появилась голова ефрейтора Васина, и он, закинув голову назад, спросил: "Лейтенант, вы не ранены?" Стал влезать на платформу, приглашая с собой кого-то из солдат.