Основательно выпотрошив нашу космическую акулку, мы собрались в рубке и стали слушать и просматривать последние известия, уже по ним ориентируясь окончательно, как нам произвести высадку и какие документы прикрытия использовать.
Жизнь в системе Ландышей протекала на удивление спокойно и без глобальных потрясений. Несмотря на убийство императора и двоих самых приближенных к нему людей, ни внешняя, ни внутренняя политика не претерпела существенных изменений. Личные раздоры между многочисленными представителями высшей знати даже, наоборот, поутихли. Разборки на границах и яростные сражения с пиратами и контрабандистами продолжались все с тем же переменным успехом. А вот явные враги Оилтонской империи — пиклийцы — вообще вели себя тихо и вполне благоразумно. Даже об их лидере, Моусе, который когда-то пытался узурпировать власть на Оилтоне, ничего не было слышно. Затаились враги. То ли от страха, то ли усыпляли бдительность. Но явной опасности, как в последние пятнадцать лет, с их стороны не ощущалось.
Мне всегда раньше казалось, что только император может держать такую огромную и разношерстную империю своей крепкой рукой. Оказалось, что и без него властные структуры не ослабли, не потеряли управление, не допустили развала государства, анархии и сепаратизма. Что почти всегда присутствует при смене, особенно неожиданной, правителя. А из этого следовало, что Оилтонская империя продолжает управляться не менее твердой и решительной рукой! Вот только чьей?
Новый император, торжественно возведенный на престол после положенного полугодового перерыва, вряд ли был способен за такой короткий срок измениться кардинально. Принц Януш не просто не любил политику — он ее ненавидел! А управлению государством он не хотел учиться принципиально, с момента совершеннолетия вбив себе в голову, что ему это неинтересно. Тяжелые испытания и лишения, выпавшие на его детство, повлияли на подобное решение. Император лет десять пытался это изменить, но так ничего и не добился. Смирился с действительностью и стал готовить принцессу принять сан правительницы. А принц Януш занимался химией, математикой, собиранием мотыльков и всегда считался не от мира сего.
И уж мне-то было совершенно ясно, сколько сил потребовалось принцессе, чтобы уговорить брата временно взойти на престол. Ведь по закону, только когда у нее появится сын, она могла стать императрицей. Если, конечно, брат Януш отречется от престола в ее пользу. И сколько сил ей пришлось и приходится прикладывать для того, чтобы престол Оилтонской империи не пошатнулся. Потому что, кроме как ей, некому было подхватить атрибуты истинной власти из ослабевших рук отца. А она умела выделить людей, использовать их лучшие качества и заставить работать с полной самоотдачей ради выполнения любой поставленной задачи.
На одном из пойманных нами телевизионных видеосообщений удалось рассмотреть настоящую правительницу империи. Принцесса Патрисия держалась позади брата во время какого-то официального приема и попала в кадр чуть ли не случайно. Я заставил приборы увеличить и очистить изображение и долго смотрел на экран. Друзья за все это время не проронили и звука, прекрасно понимая мои мысли и мое смятение.
А я действительно был в смятении. Мои чувства метались между полюсами моего отношения. Порой выскакивая за их пределы, ослепляя, затуманивая, а то и замораживая мое сознание.
Патрисия изменилась. Сказать, что очень, значит ничего не сказать. Я пытался найти на ее лице такие родные, милые и привычные черты и… не находил! Мое самое любимое лицо во Вселенной стало чужим… незнакомым… страшным! Да! Именно страшным! Куда подевались ее округлые и румяные щечки? Куда исчезла ее обворожительная и открытая улыбка! Почему не светятся ее изумрудные, неописуемой красоты глаза? Куда подевались ее вечно растрепанные девчоночьи вихры, которые никогда не поддавались ни одному из парикмахеров? Нет их… Ничего нет…
На меня смотрело потухшее, постаревшее лицо женщины, перенесшей тяжелую болезнь и утрату всех близких. Тонкая серая кожа обтягивала выпирающие скулы. Плотно сжатые, ненакрашенные губы. Ввалившиеся, пугающие глубинной чернотой глаза. Изборожденный морщинами лоб. И туго стянутые на затылке в небольшой узел волосы. Вместо двадцати восьми лет ей смело можно было дать тридцать пять. А то и больше…
Пока я рассматривал изображение, привыкал к новому облику Патрисии, где-то из глубины моей души стало подниматься что-то странное и непонятное. Но чем сильнее оно охватывало мою душу, тем приятнее мне становилось. Ужаснувшись этой дикой приятности, я попытался проанализировать, что же со мной происходит, и понял: я испытываю огромную гордость. Гордость за… принцессу! Она взвалила на свои хрупкие плечи такую непосильную ношу! Она не сдалась! Она выстояла! Чудовищным усилием воли и крайним напряжением всего организма! Но удержалась в этой страшной жизни! Без отца! Без Серджио! Без… меня!