Дорога на эшафот

Девушка, как только к ним неожиданно вошел Мирович, укрылась за занавеской и лишь время от времени выглядывала оттуда, посверкивая поблескивающими черными, как смоль, глазами. Судя по ней, нельзя было сказать, что она испугалась прихода «хозяина», что произвело на Мировича благоприятное впечатление. Он тут же определил и ее принадлежность к калмыкской нации. В Тобольске во времена его ранней юности этих степняков проживало великое множество. Все они были выкуплены купцами, ездившими за товарами к китайской границе. В голодные годы родители охотно отдавали детей на воспитание богатым людям, лишь бы те остались живы. Попадались и такие, кого брали в плен во время набегов недружественные к калмыкам киргиз-кайсаки. Привезенных детишек купцы крестили и брали в дом, где те жили на правах слуг, помогая дворне по хозяйству. Со временем многие из них обзаводились семьей и начинали жить отдельно, занимались каким-нибудь подельем, ремесленничали или торговали с большой прибылью для себя и через несколько лет становились именитыми горожанами. Хотя были и такие, что так и продолжал жить при своих благодетелях до конца своих дней.

Нельзя сказать, чтобы все они были кроткого нрава, но доброе отношение ценили, платя своей преданностью и верностью. И, что немаловажно, воров среди них не встречалось. Потому и сейчас, разглядывая прячущуюся за занавеской щупленькую, малого росточка девушку, Мирович подумал, что особо переживать ему не о чем. И Сашке вдвоем с девушкой будет веселей и сподручней, вон он как буквально на глазах преобразился, повеселел, расцвел, словно майский молодой побег. Но оставался немаловажный вопрос, о чем он тут же и спросил:

– И от кого же сбежала твоя красавица?

– От госпожи Апраксиной, – наконец подала та голос и вышла из-за занавески, глядя Мировичу в глаза.

– Хороши, нечего сказать! – проговорил он, представив, какое наказание ему грозит, когда откроется, что он укрывает у себя беглую. – Так генеральша наверняка в розыск на тебя заявила, и рано или поздно сыщут, а что тогда? Тебя выпорют и обратно вернут, а мне под суд? Ты это хоть понимаешь? – обратился он к Сашке, так и не вставшему с колен. – Ты прикинешься дурачком, и ладно, а меня разжалуют, штраф наложат и в эту самую крепость посадят. Ты этого хочешь?

Сашка убрал руки с головы, поняв, что наказывать его никто не собирается, встал на ноги. Мирович еще раз убедился в произошедшей в нем перемене: глаза его блестели, волосы были расчесаны и намазаны каким-то маслом; на нем была опрятная рубаха, перепоясанная расшитым кушаком, которого он раньше на нем не замечал.

«Вот что любовь с человеком делает!» – подумал он и невольно улыбнулся.

Заметив смену настроения «хозяина», Сашка тут же оживился и заговорил на удивление пространно, обосновывая каждое сказанное им слово:

– Зря вы, барин, беспокоиться изволите. У нас умишко с Улькой хоть и худой, зато свой, у других занимать не требуется. Мы перед тем, как Ульянка от госпожи своей ушла, пошли на реку, где народ по теплу воду берет и купается. Она там свою одежду сняла и на камешек положила, а другую, с собой принесенную, надела и со мной пошла. Так что одежду найдут обязательно, а поскольку то от дома Апраксиных недалече, то хозяйке о том доложат. Она и поймет, что девка ее утонула, и никуда в розыск заявлять не станет. Что скажете на это?

– Скажу, еще как скажу! – ответил Мирович, подивившись при этом смекалке своего денщика. Хотя, вполне возможно, надоумила его на это девушка, на вид весьма смышленая и сообразительная. – Кто тебе сказал, будто бы одежду ту найдут и в участок доставят? Или ты наших воровских нравов не знаешь? Кто первый ее найдет, себе и заберет, еще и обрадуется и никому о том сказывать не станет.

– Неправда ваша, барин, – возразил ему на то Сашка. – Мы и об этом подумали, а потому я тут же кинулся в участок и привел пристава на берег, указал на одежду. А еще сказал ему, будто бы видел, как девушка та выходила из дома господ Апраксиных. Он с той одежонкой сразу к ним и отправился…

– Ловок, ничего не скажешь! – покачал головой Мирович. – Может, и сойдет то вам с рук. А венчаться как собрались? Она, может, вовсе не крещенная? Так кто ее в божий храм пустит?

– Хозяева меня крестили маленькой еще, – снова подала свой голос Ульяна. – Вот и крест у меня имеется, – и она вынула из-под рубахи небольшой медный крестик, висевший на тонкой льняной нити.

– Хорошо, крещеная. А кто без бумаг вас венчать станет? Сразу спросят, чьи будете, бумаги потребуют. И тогда как?

– А я с местным батюшкой уже толковал, – опять вступил в разговор Сашка, подошедший вплотную к Ульяне и взявший ее за руку. – Он вроде бы соглашается, только просит, чтоб вы к нему заглянули и свое согласие дали.

– Понятно, – медленно произнес Василий и прошелся по махонькой горнице, где потолок едва не доставал ему до макушки. – Без меня, значит, никак не обойтись…

– Так выходит, – согласно кивнул Сашка. – Без вас, барин, дело не заладится, вы уж не откажите…