Часов в восемь мы наконец поднялись, вышли во двор – и увидели распростёртую на снегу огромную свинью. Всё стало ясно.
Степан и ещё один мужчина заканчивали смолить свинью паяльной лампой.
– Как думаете, сколько пудов она потянет? – спросил Степан.
– Н-ну… – осмотрел я свинью от лыча до хвоста. – Пудов десять.
– Пятнадцать, – засмеялся Степан.
«Уж не к нашему ли приезду они забили её? – подумал я. – Да нет, к новогоднему столу свежина».
– Теперь до завтрашнего утра будете заниматься, – сказал Николай.
– А як же, – согласился Степан. – Осмолим, почистим, разберём, посолим сало, бабы колбас наделают.
Я сделал шаг по тропинке, ведущей в огород, и здоровенный чёрный пёс с рыком бросился на меня. Цепь едва не опрокинула его на спину. Вчера этот же пёс не обращал на нас с Николаем никакого внимания.
– Что это он? – остановился я.
– На хлеб зарабатывает, – засмеялся товарищ Степана. – Не было бы тут хозяина, даже из будки не вылез бы.
Псина бесновалась на цепи. Степан отрезал кусок уха и подбросил над головой собаки. Та, клацнув зубами, поймала его на лету.
– Хороший сторож, – похвалил я пса.
– Идите за стол! – показалась в дверях сеней Ганна. – Кровянка уже поджарилась.
Это была царская еда – кровянка с гречневой крупой.
После завтрака мы с Николаем отправились по хатам, на которые нам указали в сельсовете. Однако деды и бабки, жившие в них, о чертовщине ничего не слышали.
– Нема, – пожал плечами девяностолетний дед Петро. – И никогда не было.
– А до войны? – спросил Николай.
– До войны, конечно, попадались, – закряхтел дед. – Вы у кого остановились?
– У Степана.
– Это который свинью сегодня забил? Вот и шукайте там свою ведьму. Ганну видели?
– Конечно, – сказал я. – Кровянкой угощала. Вкусная.
Мы вернулись в хату Степана. Там вовсю кипела работа. Три женщины под началом Ганны вычищали кишки. Я знал, что домашнюю колбасу сделать непросто. Нужно вычистить, выскоблить и промыть кишки, нарезать кубиками сало и мясо, посолить, поперчить, добавить тмин – и потом только набивать этой массой кишки. Качество колбасы, кстати, и определялось прозрачностью кишок. В некоторых местах сало и мясо пропускали через мясорубку, но мне нравилась колбаса, «пханая пальцем». Она была жёстче, зато и вкус её был первородный.
– Ганна, где нам найти ведьму? – спросил я, войдя в кухню.
– Кого?! – перестала она скоблить кишку.
– Без ведьмы никак статью не написать, – растолковал я. – Говорят, на Коляды они по деревням гуляют.
– Никогда и не было, – пробормотала Ганна. – Откуль у нас ведьмы?
– Не! – забожились остальные женщины. – Они в других деревнях! У нас и знахарки своей нет, в Микитовку ездим…
– Если разобраться, – сказал я, – ведьма есть в каждой хате. Коля, разве твоя жена не ведьма?
– Ведьма, – кивнул Николай, – но не всегда. Между прочим, «ведьма» происходит от слова «ведать».
– Ну да, они про нас всё знают, – согласился я. – Но нам нужна здешняя.
– А зачем? – взглянула на меня Ганна.
У меня от её взгляда по телу пробежал озноб. В чёрных глазах Ганны полыхнул зелёный отблеск, какой бывает у кошек. И у волчиц…
– Статью надо написать, – смутился я.
– Напишешь, – улыбнулась Ганна. – Прямо сегодня ночью.
Вечером мы сели за стол. Сало уже разложили по кадкам, колбасу повесили вялиться на чердаке, окорок нашпиговали приправами и тоже пристроили под крышей.
Степан налил из трёхлитровой банки в стаканы самогонку.
– Ну, с наступающим! – сказал он тост.
– Не надо бы вам сегодня пить, – посмотрела на меня Ганна.
– Почему?
– Сами знаете.
Но я всё-таки выпил.
Степан стал рассказывать про сына, который сейчас служит в армии. Ганна изредка поправляла его. Николай пытался перевести разговор на чертовщину, которая часто начинает шутить перед Колядами, однако его не понимали. Ганна изредка взглядывала на меня чёрными глазищами и усмехалась.
«Интересная женщина, – думал я. – А в молодости и вовсе была красавицей».
Я поднялся, накинул на плечи куртку и вышел во двор.
– Далеко не отходите, – сказала мне в спину Ганна.
На небе сиял молодой месяц рогами кверху, вокруг него густились мелкие звёзды. «Кажется, это к погоде», – подумал я.
Вдруг резко потемнело, в воздухе закружились снежинки, подул резкий ветер. Собака, сегодня утром бросавшаяся на меня, брякнула цепью, заскулила, поджала хвост и полезла прятаться в будку. Я услышал плач младенца, доносившийся из-за угла хаты.
«Откуда здесь ребёнок? – удивился я. – И не видать ни черта…»
Я заглянул за угол. У поленицы дров лежало бревно, и плач шёл от него. Я неуверенно подошёл к бревну. Плач усилился. Я тронул бревно ногой. Оно будто ждало моего толчка и на метр откатилось в сторону. Плач стал совсем громким.
– Что ты плачешь? – шёпотом спросил я.
Бревно вздрогнуло и ещё чуть-чуть откатилось от меня.
– Уважаемый! – услышал я голос за спиной.
Я резко повернулся. Передо мной стоял человек в костюме при галстуке, на голове шапка «пирожком», подмышкой папка с бумагами. Лицо его в темноте трудно было разглядеть, но я отчего-то был уверен, что это председатель поселкового совета.
– Уважаемый, – повторил человек, – ну и как вам наша местность?