– Ваш президент республики татарин или мишарин? – спросил я, особо не рассчитывая на ответ.
Сосед перестал храпеть.
– Татарин, – посмотрел он на меня абсолютно трезвыми глазами. – Но все его заместители мишары. И наш министр тоже.
Он снова захрапел.
3
Все последующие дни я ездил – Ботанический сад, дендрарий, чайные плантации, Красная Поляна, горная пасека. В ресторане императорского охотничьего дома отведал «форель по-царски». Среди пальм в дендрарии я вдруг поймал себя на мысли, что уже около десяти лет не рыбачил у себя на родине. И не только не рыбачил, но и не собирал грибы или ягоды. А реки лучше Ислочи нет нигде. Холодная и чистая, она продирается сквозь Налибокскую пущу, и на галечных перекатах в ней стоят голавли, под обрывистыми берегами – хариусы, а по всей реке гуляет форель-стронга. О налимах не говорю, в Беларуси они считаются обыкновенной рыбой. Сунь руку под любую корягу, и если не цапнет за палец рак, вытащишь налима, ментуза.
Я ощутил неодолимую тоску по своим рекам – Днепру, Неману, Припяти, Ислочи, Цне. И пусть они загажены радиацией и мазутом, пусть берега их давно не те, что сорок лет назад, пусть вокруг твоей палатки за ночь не вырастает штук пять подосиновиков и не встречает тебя у выхода из неё недовольный бобёр, сочинским красотам до этих рек далеко. Не только сочинским, но и майамским, хотя там я не был. Саня зовёт к себе в гости, но как туда выбраться бедному писателю? Бедные и глупые, сказал Усман Ильгизарович, и был абсолютно прав.
По ночам время от времени я просыпался от булькающих звуков. Поначалу сосед наливал водку в стакан, затем стал пить из горла. При этом он совсем не закусывал, что вызывало беспокойство.
– Как симпозиум? – спросил я Усмана Ильгизаровича, когда он ненадолго пришёл в себя.
– Идёт.
– Вы один в делегации или ещё кто?
– Министр и профессор. Тоже книга ему пишет.
Мне сравнение не понравилось.
– Я министрам книги не пишу, – сказал я. – Они умные, пусть сами пишут.
– Наш министр дурак, профессора с собой возит. Слушай, татары агрессивный народ! Ты против нас ничего не говори.
– Молчу, молчу.
– Слушай, какая моя жена злющая! Зачем, говорит, вторая жена взял? А я не только вторая, я и третья взял. Медсестра у нас. Я её изнасиловал, теперь тоже дочка растёт. Красивая!
– Дочка или жена?
– Оба красивая. Но таких, как ты, жёны не любят.
– Почему? – отчего-то обиделся я.
– Ты добрый, красивый – зачем такой жене нужен? Любая жена ругаться должна. Тогда она понимает, что настоящий жена.
– Ругаться на любого можно.
– Э, нет! – хитро прищурился Усман. – Она тебя ругает, ты её стукнешь – тогда любовь. Моя старая жена очень злющая!
Он уважительно покачал головой.
– Плохо, что вы уже три дня ничего не ели, – сменил я тему.
– Вечером банкет, – сделал попытку встать с кровати Усман. – Селезёнку вырезали, совсем иммунитета нет. Пока неделя не попью, не могу остановиться. Но какая эта еврейка умная! Один раз смотрела на меня и говорит: «У тебя селезёнка гниет!»
– Старая?
– Старше моей жены. Слушай, а я тоже еврей!
На нетвёрдых ногах Усман Ильгизарович подошёл к зеркалу, посмотрел на себя.
– Какой же вы еврей? – сказал я. – Вы татарин.
– Мой дед двести лет назад из Палестины еврейку привёз. Ты Коран знаешь? Евреи и арабы – это одно и то же.
Для меня новость была несколько неожиданной.
– Как это – одно и то же?
– Один народ, только разной дорогой пошёл, – никак не мог оторваться от зеркала Усман Ильгизарович. – Слушай, морда какая красная. Дурак!
– Передохните немного, – посоветовал я, – поешьте, поспите, погуляйте. Море успокоилось, можно купаться. Вода девятнадцать градусов.
– Я здесь в прошлом году на симпозиум был, купался, – поморщился Усман Ильгизарович. – Писатель бедный, врач бедный – это неправильно. Я тебе говорил, что не беру деньги?
– Говорил.
– Пусть те берут, у кого нет денег. – Он выжидательно посмотрел на меня.
– Правильно, – согласился я. – Вы в Америке были?
– В Швейцарии был, – Усман Ильгизарович тяжело сел на диван. – Красивая страна, как Татарстан.
– У меня друг в Дагомысе родился, теперь живёт в Америке, – объяснил я свой интерес к заморской стране.
– Там тоже можно жить, – махнул рукой Усман. – Слушай, вчера дождь был?
– Был.
– Жена говорит: «Зачем билет на самолёт взял? Пропадёшь, дурак!» Сейчас погода хорошая. Сидит дома, ругается.
Мне показалось, что Усмана Ильгизаровича устраивают все три жены. Одна сидит дома и ругается, вторая и третья воспитывают детей.
– Слушай, прилечу Алпатьевск, не знаю, к какой жене идти, – признался он.
Здесь я ничего не мог посоветовать.
– Слушай, тот белорус тоже молчал. Хороший человек. Но немножко пил.
Усман Ильгизарович достал из-за спинки дивана бутылку.
– Я иду на пляж, – сказал я.
– Как хочешь, – он глотнул из горлышка. – Татарки злющие, говорил?
– Конечно.
– Зато очень красивые. Еврейка видел?
– Видел.
– Тоже красивые, но наши лучше. Очень злющие! Твоя жена кто?
– Русская, – понял я.
– Совсем плохо, – поцокал он языком. – Слушай, дураки мы! Сколько девушек гостиница, а ты один ходишь.