– Триста на два дня хватит, – сказал Саня. – Ты ведь на десять дней собирался, уже прошло семь.
– Пятьсот, – упёрся Лёвик.
Саня сходил за новым бланком и переписал текст.
– А сколько у тебя было всего? – как бы между прочим спросил он Лёвика.
– Тысяча рублей.
«Врет, – подумал я, – от силы семьсот».
Мы снова пошли на пляж, но настроение у нас упало. И действительно, на следующий день в Дагомысе появился папик Лёвика. Сына он нашёл на пляже в картежной компании. Папик в отличие от Лёвика совсем не говорил по-русски, но все мы прекрасно поняли, о чём толковали отец с сыном. Тщедушный папик кричал так громко, что вокруг нас образовалось метров десять пустого пространства. Лёвик, уныло собиравший свои вещи, вдруг швырнул на гальку сумку и тоже заорал. Мы с Саней немного послушали их – и ушли. Лёвика нам было уже не вернуть.
– Жалко, – вздохнул Саня, – хороший был парень.
– Но кто его заставлял платить за тех азербайджанцев в кафе? – сказал я. – И сдачу никогда не брал.
– Сдачу нельзя, – возразил Саня. – Обычай.
– Зато теперь в Ереван увезут.
– Сегодня увезут – завтра другой Лёвик приедет, – философски сказал Саня. – Это же Сочи.
Да, это был Сочи. «Сочи-Сочи, дедес прочи». Это неприличное выражение я слышал там на каждом шагу. Однако каким ни был этот Сочи, но Саня оттуда уехал. Из Сочи уехал, затем из Минска уехал, сейчас живёт в Майами. Причём в Майами он попал из Бостона. Истинный беженец. Я его так и спросил, когда он уезжал из Минска в Бостон через Москву:
– Бежишь?
– А что здесь ловить? – пожал он плечами. – В Минске сейчас только идиоты остаются.
Ему в принципе было куда бежать – в Бостоне жила его старшая дочка, вышедшая замуж за гражданина США, кстати, русского по национальности. Впрочем, русскими там считаются все, кто из бывшего СССР.
А через годик-другой он позвонил уже из Майами.
– Ну и чего тебя туда понесло? – спросил я.
– А тут в шортах ходить можно, – объяснил Саня.
– На работу? – уточнил я.
– Нет, вообще.
И я всё понял. Саня в душе всегда оставался сочинцем, которому постоянно не хватало этого самого Сочи. Пределом его мечтаний была возможность носить шорты не снимая. В Минске об этом не было и речи, там их нельзя было носить даже летом. Бостон тоже не фонтан – один из самых холодных городов Америки. А вот в Майами рай. Сел в машину, отвёз куда надо пассажира, вернулся домой, поел, поспал, снова в машину, – и всё это, заметьте, в шортах. Саня в Америке работал таксистом, на другое там выходцу из России рассчитывать трудно, и я понимаю его мечту о шортах. Сносил одни, надел другие – красота! А в свободное от работы время можно писать в газету статьи, всё ж на родине он работал журналистом.
Не знаю, печатают ли Саню в американских газетах, но говорили мы с ним больше о машинах. Сане нужна была подержанная, но хорошая машина. В принципе такая же нужна была и мне, так что нам было о чём погутарить.
Но вот чего я не понимал – это как Саня решал в Америке языковые проблемы. Мы с ним учились на филфаке, и я, конечно, знал его возможности: «хай», «гуд бай», «вери вел».
– Слушай, но таксист ведь должен знать язык, – сказал я.
– А я знаю, – хмыкнул в трубку Саня.
– Да ну?!
– Названия улиц на любой карте написаны.
Мы помолчали.
– А ты думаешь, мексиканцы лучше моего знают? – наконец сказал Саня.
– Мексиканцев я только по телевизору видел, – по-прежнему недоумевал я. – Вроде, индейцы.
– Тут их как собак нерезаных. Ни водить, ни говорить не умеют.
Саня был смуглый, кудрявый, с красивыми еврейскими глазами навыкате.
Наверно, на фоне мексиканцев он смотрелся хорошо. Впрочем, он и здесь смотрелся хорошо, и если бы не года, подкатывающие к пятидесяти, можно было бы сказать, что в Майами Саня жил здоровой сочинской жизнью: пляж, девочки, вино, картишки.
– В Америке, говорят, не пьют, – сказал я.
– Кто не пьёт?! – заржал Саня. – Негры пивко с утра до вечера сосут.
– Так то негры.
– Правильно, придурки, – согласился Саня, – а я водочку употребляю. Но меньше, чем у вас. Жара.
Да, в жару пить плохо, это я помнил ещё по Дагомысу.
– А девочки? – на всякий случай спросил я.
– Ну, девочки… – закряхтел Саня. – Хорошим девочкам хорошие бабки нужны. У нас с этим было проще.
Саня постоянно путал «у нас» и «у вас», но я к этому приноровился. Между прочим, в Дагомысе он снимал девочек без проблем. Да и в Минске снимал, и в прочих городах, куда его забрасывала журналистская жизнь. Жена, может, и подалась с ним в Америку, потому что подумала: уж здесь-то, голубчик, тебе ничего не светит. Во-первых, языка не знаешь, во-вторых, за баранкой раздолбанного «такси» сидит не сноб-журналист, а простой водила.
Но сочинцы народ изворотливый.
– С негритянкой пробовал? – спросил я.
– Это не телефонный разговор, – понизил голос Саня, но чувствовалось, вопрос ему понравился.
– Я тоже не пробовал, – сказал я, намекая, что в принципе этот вопрос интересен любому белому человеку. – Попробуешь – позвони.
– Ладно, – ответил Саня и положил трубку.