Дорога на Москву

В зале вдруг началась суета. Промчались туда-сюда официанты, заиграл что-то бравурное тапёр, по стойке «смирно!» застыл у входной двери метрдотель, из кухни выглянул Боря. Меня он, конечно, не заметил.

– Посол? – поймал я за лацкан пиджака одного из официантов.

– Советник! – шепнул тот.

– И здесь от них покоя нет, – поморщился Фёдор Модестович. – Зачем ты меня сюда привёл?

– Честное слово – не знал, – повинился я. – Да я с ними на одном поле не сяду.

К счастью, появилась процессия, несущая наши блюда. Слов нет, телятина, заказанная Фёдором Модестовичем, выглядела аппетитно. Но по сравнению с тем, что принесли мне, она была ничто. Один официант поставил передо мной пустую тарелку. Второй водрузил на стол блюдо с овощами. Третий поставил серебряную посудину под крышкой. Я потянулся к ней, но четвёртый официант умоляюще посмотрел на меня: снять крышку должен он сам. Я подчинился. Официант набрал в грудь воздух, шагнул к столу и с видом фокусника, достающего из пустого ящика живого кролика, поднял крышку.

Фёдор Модестович крякнул.

Крупные куски осетрины были тщательно уложены в центре посудины. Их обрамляли креветки, гребешки и прочая морская дрянь. Но главное, со всех сторон к осетрине со зловещим видом ползли ярко-красные раки, казалось, они даже шевелили усами. Это было настоящее морское сражение, а не какой-то там заурядный шашлык.

– Недурно, – сказал я.

Фёдор Модестович с мрачным видом принялся терзать ножом и вилкой свою телятину.

Я выпил рюмочку, положил в рот креветку, отрезал кусок осетрины. Приниматься за раков мне отчего-то не хотелось.

– Напишешь книгу – я тебе корабль подарю, – выложил последний козырь Фёдор Модестович.

– Вы поэта Николая Старшинова знаете? – спросил я.

– Нет.

– У него любимая частушка была как раз про корабль.

– Ну? – покосился на меня Фёдор Модестович.

– «По реке плывёт корабль, – вполголоса запел я, – из города Чугуева. Ну и пусть себе плывёт, железяка хренова!»

– Что, прямо так в рифму?! – удивился магнат.

Похоже, вместо ужина в ресторане при свечах у него сегодня был вечер сюрпризов.

– Конечно, в рифму, – сказал я.

– И это прямо так напечатали?

– Ну да.

– Докатились, – осуждающе покачал он головой. – Что хотят, то и пишут! А? Железяка из Чугуева… Это мой корабль – железяка?

Фёдора Модестовича заклинило. Я понял, что он уже хорош.

– Фольклор, – сказал я. – Народное творчество.

– Ну и что? – уставился он на меня. – Наш народ, знаешь… Работать никогда не хотели, хоть при царе, хоть сейчас. Я уже давно команды из хохлов набираю. И ваших там полно.

– Скоро одни китайцы останутся, – согласился я. – Командовать будут американцы, а работать – китайцы.

– Да мне один хрен, – неверной рукой взял рюмку Фёдор Модестович. – Давай выпьем.

– Может, не надо?

– Знаешь, сколько у меня кораблей? – прищурился он на меня. – Как железяк в Чугуеве!

В углу, где сидели американцы, раздался взрыв хохота. Фёдор Модестович повернулся вместе со стулом и с вызовом стал смотреть в их сторону. Мне это не понравилось.

– Белорусский президент их не боится, – сказал я.

Фёдор Модестович попытался вернуться в прежнее положение, но стул поворачиваться назад не желал. Фёдор Модестович теперь сидел вполоборота ко мне.

– Налей, – приказал он.

Я не посмел ослушаться.

– Ты что ж думаешь, – отделяя одно слово от другого, заговорил Фёдор Модестович, – американцы дураки? Да они никогда не допустят, чтобы рядом с Россией была республика, в которой народ нормально живёт и работает. На митинг его надо загнать. Или хотя бы в пивную. Это же политика!

Он постучал себя костяшками пальцев по лбу.

«Что значит старая школа! – подумал я. – Выпил много, а рассуждает вполне здраво».

– Им главное – президента сменить, – сказал я.

– Потом они про вас забудут, – согласился магнат. – Слушай, может, купить у вас тысяч пятнадцать гектаров земли? Или ещё рано? Где у вас самая лучшая земля?

– Всюду плохая.

Я взял рака и оторвал от него клешню. Мне стало не по себе. Не хватало, чтобы эта акула отхватила кусок пущи и огородила его забором. Единственное, что у нас осталось – лес да река, ещё озеро. Мне всё чаще вспоминается река, на которой когда-то я ловил хариуса. Рано утром я вышел к реке, над деревьями встало солнце – и перекат передо мной вдруг заиграл бликами. С первыми лучами солнца хариус вышел на стремнину. Охотясь за мошкарой, он отсвечивал боками на всём пространстве воды, и река, казалось, дышала. Она пела свою извечную песню…

Фёдор Модестович допил остатки водки и встал на ноги.

– Пора, – сказал он. – Путина не ждёт.

– Путин? – не понял я.

– Какой Путин? Путина! – погрозил мне пальцем рыбный король и задул свечи.

Нетвёрдой походкой он направился к выходу. Я в растерянности остался сидеть на месте. Платить за этот ужин при свечах в мои планы не входило.

Будто услышав мои мысли, Фёдор Модестович остановился посреди зала, достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и отсчитал несколько купюр. Подумав, он добавил к кучке ещё одну.

– Человек! – рявкнул он. – Получи расчёт!

Американцы все как один повернулись в его сторону. Ни один из них не жевал.