Да, Саня должен был оказаться в Америке. Это мне стало ясно на воинских сборах после четвёртого курса. Перед окончанием сборов мы, будущие офицеры, бежали семикилометровый кросс. Саня отстал на первых же метрах, и я этому не удивился. Человек, родившийся в Сочи, хорошо бегать не может. Галька, горы, вода, в конце концов, – какой бег? Я тоже не любил бегать, кроссы смертельно надоели мне ещё на занятиях борьбой, но честно пыхтел в лидирующей группе. Вдруг нас обогнал самосвал, в кузове которого подскакивали три человека, среди которых, конечно, был Саня. Они смеялись и корчили рожи, потому что человек, едущий в машине, всегда смеётся над бегущим.
Самосвал, однако, на ближайшей развилке повернул направо, и Саня с товарищами едва успели выпрыгнуть из него. Они вальяжно потрусили впереди, но скоро мы их догнали.
– Как самочувствие? – спросил Саня, когда я с ним поравнялся.
– Нормально, – сказал я.
– До финиша ещё далеко?
– Километра четыре.
– Ни хрена себе! – удивился Саня и остановился.
Мы бежали по голому полю. До перелеска, за которым находился финиш, было ещё далеко. Сзади послышалось тарахтение мотоцикла. Я смахнул с глаз пот и глянул через плечо. Нас обгонял какой-то местный парень, и за спиной у него, естественно, сидел Саня. Он помахал мне рукой и что-то крикнул. Я попытался сплюнуть, однако слюны во рту не было. Семь километров по пересечённой местности под палящим солнцем – это не дагомысский пляж, мелькнуло у меня в голове.
Далеко впереди Саня слез с мотоцикла, похлопал парня по спине и скрылся в перелеске. Мотоциклист газанул и поскакал по полю, едва удерживаясь в седле. Я бежал на автопилоте, цепляясь тускнеющим взглядом за спину нашего замкомвзвода Песецкого, между прочим, кандидата в мастера спорта по лёгкой атлетике.
Мы так и закончили дистанцию – Песецкий, ещё один легкоатлет, я. Саня финишировал в середине пелотона из двухсот человек – и рухнул под ноги майора Васильева. Когда и как мы его обогнали, я не заметил.
– Молодец, – удовлетворённо сказал майор, глядя на помирающего курсанта, – хорошим защитником Родины будешь.
Чтобы не бегать больше кроссов, Саня решил поменять Родину, так я думаю сейчас. Кто его за это осудит? Осуждать некому.
2
Оздоровительный комплекс «Дагомыс» возвышался над посёлком, как пирамида Хеопса. В конце октября народу здесь было немного – пожилые пары, женщины бальзаковского возраста в спортивных костюмах, без которых немыслим ни один отечественный курорт, изредка молодёжь.
В первый же день я прошёлся по посёлку. На пустынном пляже шумел шторм. Бездомные собаки обречённо сидели у кафешек, то ли уже закрытых, то ли ещё не открытых. Одна особо отчаявшаяся дворняга грызла дубовую колоду, на которой когда-то рубили мясо. Курятники для отдыхающих зияли распахнутыми дверями и окнами. В воротах одного из домов стояла бочка с вином, возле неё скучали трое продавцов.
– Почём стакан? – спросил я.
– Десять рублей, – ответил продавец постарше.
– Купи канистру, – сказал второй продавец, – всего двести пятьдесят.
– Раньше стакан пятнадцать копеек стоил, – покачал я головой.
– Теперь десять рублей как десять копеек! – засмеялся старший из продавцов. – Хорошее вино, «Изабелла».
Это было единственное, что в Дагомысе не изменилось – «Изабелла», которую делают из армянского винограда. Мы с Саней спускались по пустой улочке к пляжу, и возле каждой калитки стояла табуретка, на ней трёхлитровая банка с вином и стакан. Мы наливали в стакан, выпивали, я клал на табуретку монетку и смотрел на Саню.
– Я местный, – говорил Саня и шёл к следующей табуретке.
Золотое было время. Когда-то мы с Саней на десять рублей гудели в баре до утра.
Я пошёл дальше. Как и тридцать лет назад, жизнь кипела на трассе Туапсе – Сочи. Тут и магазинчики, и рынок, добавилось несколько высотных домов. Правда, намного реже стали ходить поезда. Тогда они шли один за другим – скорые, пассажирские, битком набитые электрички. Казалось бы, всего-то делов, закрыли границу с Абхазией. А поезда как обрезало.
Окрестные горы только-только тронула осенняя желтизна, и они стояли по-особому нарядные. Сочинская осень – это тоже праздник, но праздник природы. Устав за лето от жары, дубы, буки и грабы с первым холодком словно бы расцветали, а высоко в горах они уже полыхали багрянцем.
Глядя на пёстрые горы, я подумал, что как-то незаметно я тоже подошёл к своей осени. С годами сочная майская зелень моего древа жизни потускнела, покрылась толстым слоем пыли, и вот оно уже стоит, облитое золотом. Ещё чуть-чуть, и вспыхнет красным факелом, сгорит в мгновение ока, и останутся лишь голые сучья, сквозящие в холодном голубом покое.
Я вернулся к себе в номер – и обнаружил в нём соседа.
– На симпозиум?! – радостно спросил он.
– Да нет, по журналистским делам, – сказал я.
– А я на симпозиум. Из Татарстана.
Он вынул из внутреннего кармана портмоне, поковырялся в нём, достал зелёную визитку и протянул мне.
– Территориальное медицинское объединение Алпатьевского района, – вслух прочитал я. – Галеев Усман Ильгизарович. Начальник.
Усман Ильгизарович кивнул головой – начальник.