Дорога на Москву

– Нет, ну я же отстегнул кому надо и сколько надо, – пытался он оторвать среднюю пуговицу на моём пиджаке, – а они ещё и налог! В какой стране мы живём?

– В нашей, – сказал я, отнимая пуговицу. – Не заплатишь, еще хуже придётся. Не дай Бог, посадят.

– В этом ты прав. Спаси, Господи, от налоговой, а от бандитов я сам уйду. Но что взять с заводов, если там одни убытки?

Заводы, стало быть, существовали.

– А что с квартирой? – переменил я тему разговора.

– С которой? – подозрительно посмотрел на меня Фёдор Модестович.

– Да вот с этой, на Ленинском.

– Не на Ленинском, а на Варшавке, – поправил он меня. – Что с ней сделается – живу. Я ещё в Питере купил, и особняк…

Он замолчал.

– Сейчас все в Сочи покупают, – сказал я. – Земелька, правда, дороговата, но берут. Кобзон с Пугачёвой купили.

– О, Сочи! – оживился Фёдор Модестович. – Я там в ресторане был… Забыл название. Подходишь, а тебе чарку самогона и кусок хлеба с салом выносят.

– Аперитив по-русски, – усмехнулся я.

– Ну да… По чём, говоришь, там земелька?

– Если прилегает к морю, двести тысяч долларов сотка.

– Н-да, – поскрёб затылок Фёдор Модестович. – Можно и квартирой обойтись. Ты был в Сочи-то?

– Бывал. В императорском охотничьем домике хорошую форель по-царски подают.

Фёдор Модестович в изумлении воззрился на меня. Если бы про форель заговорило дерево, он не так удивился бы.

Я знал, конечно, что Фёдор Модестович акула, оторвавшая от громадного тела тонущего кита жирный кусок, но встреч с ним не избегал. Всё-таки он не самая большая акула. И не самая отвратительная. Начинал он простым рыбаком, плавал по северным морям. Но как из рыбаков попадают в начальники, не распространялся. Впрочем, у каждого нынешнего хозяина свой путь наверх. Кто торганул цветами и скупил ваучеры. Кто коробку из-под ксерокса вынес. А кто удачно стрельнул. Везёт, как говорится, сильнейшим. И выжившим.

Я нисколько не сомневался, что Фёдору Модестовичу вновь что-то понадобилось от меня, и со спокойной душой отправился в ресторан.

Швейцар, топтавшийся у входа в «Голд-палаццо», был похож на Пушкина, каким его рисуют современные художники: плащ, цилиндр, бакенбарды.

«Артистичное заведение, – подумал я. – А если ещё хорошо накормят…»

Подкатил здоровенный джип с тонированными стёклами, из него медленно выбрался Фёдор Модестович.

– Этот самый и есть? – близоруко прищурился он, рассматривая золочёные ручки на двери ресторана. – Ты что, ходишь сюда?

– Карточкой располагаю, – не стал я вдаваться в подробности.

– Езжай, – махнул рукой водителю джипа Фёдор Модестович. – Потом позвоню.

Джип уехал. Фёдор Модестович, не замечая швейцара, взялся за ручку двери.

– А вы к кому? – остановил меня швейцар.

– У меня карточка, – мрачно сказал я.

Швейцар заколебался, но всё же отступил в сторону.

– Этот со мной, – бросил Фёдор Модестович через плечо. – Не отставай.

И мы стали подниматься по широкой лестнице. По обеим сторонам её обрамляли венецианские зеркала.

– Не могут человеку удобства создать, – кряхтел Фёдор Модестович, поднимаясь. – Понаделают лестниц – а зачем?

– Заказывали? – предстал перед нами осанистый метрдотель во фраке.

– Вон туда, – показал пальцем на столик у стены Фёдор Модестович. – Хозяин у себя?

– Непременно будет, – склонил голову метрдотель.

Мы сели. Подлетел официант с двумя стопками толстых карт. Я открыл одну из них.

– Да не смотри ты туда, – поморщился Фёдор Модестович, – и так расскажут. Или здесь одни немые работают?

Я хохотнул. Мне нравился юмор Фёдора Модестовича. Даже не юмор – манера обращения с лакеями. Он их не замечал.

– Подь сюда, – поманил пальцем официанта Фёдор Модестович.

Тот услужливо склонился перед ним.

– Подай пока джин-тоник. Двойной. Дабл? – посмотрел он на меня.

– Дабл, блин, – кивнул я.

Я мельком посмотрел карту, но всё же заметил чёрную икру с гречишными блинами. Это следовало заказать всенепременно.

– Ну и что ты тут нашёл? – оглянулся по сторонам Фёдор Модестович. – В «Метрополе» лучше. Да и в «Праге».

– А вот поедим, тогда узнаете, – сказал я. – Боря не подведёт.

– Какой Боря?

– Знакомый.

– Ну-ну.

Фёдор Модестович отложил соломинку и залпом выпил аперитив до дна.

– Ты лучше скажи – книгу про меня написать можешь? – сказал он, отдышавшись.

– Книгу? – посмотрел я на него. – Книгу о ком угодно можно написать.

– Нет, я серьёзно – хорошую книгу страниц на триста. Я заплачу.

В этом была главная закавыка. Фёдор Модестович готов был удавиться за копейку.

– Сколько? – спросил я.

– Договоримся.

– Я как-то слышал байку о графе Тышкевиче. Он заехал в корчму, хотел поесть, но не сторговался с корчмарём. В корчме в это время сидел местный писарь, который написал стишок: «Ехал пан Тышка, была у него голодна кишка, долго торговался, на три копейки не сторговался и уехал голодный, как пёс».

– Кто такой Тышкевич?

– Магнат. Царь Николай Второй его обозвал «золотой свиньёй».

– За что?

– Не дал в долг денег.

– Сколько?

– Миллион.

– Всего-то?!

– Так то был миллион золотом.

– Сейчас у Абрамовича этих миллионов… – махнул рукой Фёдор Модестович. – Но ты не ответил. Берёшься за книгу?