Дорога на Москву

Стоит ли говорить, что со Светой мы больше не только не летали в Сухуми, но и не ездили в Вильнюс, хотя до него было всего три часа поездом.

Осенью из Академии я перешёл на телевидение и стал работать редактором литературно-драматических программ.

Ташкент

В апреле восемьдесят первого меня приняли в Союз писателей.

Это событие не прошло незамеченным для моих коллег.

– Молодец, – сказал Валентин Тимофеевич, главный редактор. – Завтра субботник, отметим. Придёшь?

– Обязательно, – сказал я. – Сколько брать?

– Ну, нас трое, ты, – посмотрел в окно Валентин Тимофеевич. – Бутылок пять хватит.

Я знал, кого он имел в виду – себя, своего заместителя и ответственного секретаря. Это был спаянный коллектив, прошедший суровую школу радийной журналистики. Все они начинали на радио, теперь поднимали национальное телевидение. Я же был молодым во всех отношениях: молодой человек, молодой тележурналист, молодой литератор. Кстати, сам Валентин Тимофеевич тоже был членом Союза писателей.

На субботник я явился во всеоружии – в одной авоське звякали бутылки, в другой лежали сало, хлеб, колбаса. Захватил я и пять гранёных стаканов. В таких делах обязательно надо было иметь запасной стакан.

Субботник проходил на строящемся телевизионном комплексе неподалёку от киностудии «Беларусьфильм». Это, конечно, не центр города, зато здесь близёхонько лес, в котором кучерявятся первые листочки, зеленеет молодая трава на опушке. Апрель!

Мы побродили по зданию, оттащили в сторону пару досок, нагрузили строительным хламом носилки – и Валентин Тимофеевич посмотрел на часы:

– Пора, хлопцы.

– А носилки? – спросил я.

– Другие отнесут, – строго сказал главный редактор. – А мы в лес.

В лес так в лес. Я извлёк из-под груды ящиков свои авоськи и пошёл за начальством. Как и следовало ожидать, нас уже было пятеро, добавился заведующий отделом литературы Юзик. «Как бы шестой не набежал, – подумал я. – Стаканов не хватит».

Однако мы благополучно миновали строительный участок, перешли через дорогу и углубились в лес.

– Здесь, – остановился возле широкого пня Валентин Тимофеевич.

– Хорошее место, – одобрил выбор шефа Василь, его заместитель. – Жалко, пеньков под сиденья нет.

– И милиции не видать, – хохотнул Леня, ответственный секретарь.

Юзик застенчиво улыбнулся.

Я выставил стаканы, достал из авосек закуску и бутылку.

– Давай сюда, – отобрал у меня бутылку главный редактор.

Он сковырнул пробку и одним круговым движением разлил водку по стаканам.

– Вторую! – протянул он руку.

Я поспешно сунул в неё вторую бутылку. Через мгновение перед нами стояли пять налитых всклень стаканов.

– Ну, за писателя! – сказал Валентин Тимофеевич.

«Залпом не выпью!» – с ужасом подумал я.

Мужчины осушили стаканы в два-три глотка. Я с трудом одолел половину.

– Быстренько, хлопцы, быстренько, – разлил по стаканам водку Валентин Тимофеевич.

– А молодой-то не тянет, – сказал Василь.

– Научится, – подмигнул мне Лёня.

Юзик улыбнулся.

– Пока пишет рассказы – пьёт чарочками, – посмотрел на меня главный редактор. – Начнёт романы писать – станет стаканами. Ну, хлопцы, поехали.

И они запрокинули головы.

Я понял, что быть писателем – не такое уж простое дело.

«Хорошо им, здоровенным лбам, – думал я. – А если во мне всего лишь шестьдесят килограммов?»

Моё телевизионное начальство, действительно, было как на подбор: рослые, статные, у главного редактора большое брюхо. Но у него не только брюхо – руки, как лопаты, ноги, как брёвна, голова, как кочан капусты. Недавно шаржист Костя, мой приятель, его так и нарисовал – с кочаном вместо головы.

– Закусывайте, хлопцы, закусывайте, – приказал главный. – Водки больше нет?

– Нет, – виновато развёл я руками.

– Придется идти в магазин, – сказал Леня.

«До магазина мне уже не добраться», – подумал я.

– Ты – в магазин, а он, – потрепал меня по плечу Валентин Тимофеевич, – домой. Дойдёшь?

– До дома дойду.

Три «до» дались мне с трудом. Пень, на котором стаканов было уже много больше пяти, накренился, грозя сбросить их с себя.

– Хорошие стаканы, – сказал Василь, – с пояском.

– Конечно, – согласился Лёня, собирающий с каждого по «трояку», – двести пятьдесят грамм входит. Без пояска – двести.

Я тоже дал «трояк». Лёня выжидательно посмотрел на главного.

– Сегодня можно, – кивнул тот. – Вступительный взнос. Не забыл, что в понедельник летишь в Ташкент?

Об этом нельзя было забыть даже после стакана, пусть и не до конца выпитого, о чём я и попытался сказать, но шеф меня остановил:

– Ты, главное, доберись до койки. А в Ташкент мы тебя отправим.

Василь едва не свалил меня ударом по спине, Лёня сунул в руку пустые авоськи, Юзик, улыбнувшись, сказал:

– Хорошенько проспись.

Командировку в Ташкент я придумал себе сам, и некоторые коллеги мне завидовали. Я собирался рассказать о белорусско-узбекских литературных и культурных связях. Тема, что называется, лежала на поверхности, но додумался внести её в планы молокосос, что настораживало.