Светлые волосы моей избранницы были заплетены в две косы и уложены на голове изысканной короной. Под кружевной кофточкой угадывался гибкий стан. А на ножки в сандалиях с цветными шнурками я боялся даже взглянуть.
«Погиб! – сказал мне внутренний голос. – Погиб окончательно и бесповоротно! И она никогда не сможет «хвигурировать» с твоей мебелью».
«Почему же не сможет? – слабо возразил я. – Если она простая провинциалка, которая переедет ко мне в Минск и выучит белорусский язык…»
– Вы откуда? – спросил Димка.
– Из Москвы.
Моё сердце упало. До сих пор мне не попадались москвички, но отчего-то я знал, что из Москвы эти существа могут переехать только в Париж. На худой конец – в Нью-Йорк.
– Мне нравятся москвички, – сказал Димка. – Простые девушки.
Сам он был из Мелитополя.
И мы пошли танцевать. Я ощущал себя полным чурбаном, не способным ни говорить, ни думать. Ноги тоже едва передвигались. А Димка подскакивал, как молодой козлик, и великанша милостиво улыбалась его остротам.
– Надо выпить вина, – сказал я, когда закончился танец.
– Лучше водки с пивом, – хихикнул Димка.
Москвички не возражали.
Мы отправились ко мне в номер, где под кроватью ещё стояли пару бутылок «Алазанской долины».
– Может, всё-таки махнёмся? – прошептал мне в ухо Димка. – С меня бутылка коньяка.
Я дёрнул плечом.
– Две бутылки!
Я презрительно усмехнулся.
Из разговора выяснилось, что девушки работают в известном столичном издательстве, одна младшим редактором, вторая старшим.
– Кто из них старший? – шёпотом спросил Димка.
Я посмотрел на него как на идиота. Это было ясно даже ежу.
– Конечно, – вздохнул Димка, – мало того, что тонкая, ещё и старшая. Ладно, пусть выбирает сама. По-честному.
– У тебя сколько кроватей в номере? – спросил я.
– Одна.
– А у меня две.
Димка загрустил.
– Пойдём гулять на набережную, – предложил я, когда вино закончилось. – В подвальчик заглянем.
Это я сказал Димке в утешение.
Девушки потребовали полчаса на сборы. Мы договорились, что зайдём за ними, и они ушли.
– Как их звать-то? – спросил я.
– Лена, – сказал Димка.
– А твою?
– Не знаю.
– Не горюй! – хлопнул я его по плечу. – Она тоже ничего. Большая, правда, но некоторым это нравится.
– Не мне, – сказал Димка. – Как мы с ней на одной кровати поместимся?
– Легко! – засмеялся я. – Но инициативу пусть проявляет она. Ты, главное, имя узнай.
Через полчаса мы постучали в дверь москвичек. После некоторой паузы нам разрешили войти. С удивлением я увидел на лоджии возле тумбочки с бутылкой водки и двумя стаканами двух здоровых парней.
– А это кто? – спросил я.
– Строители, – пожала плечами Лена.
– Вы что, писателей не могли найти?
– Моя Маринка больше строителям нравится. А грузины прямо падают, когда её видят.
– С грузинами понятно, – почесал я затылок. – Но откуда здесь строители?
– Новый корпус Дома творчества строят, – объяснила Лена. – Сегодня днём познакомились.
– На стройке?
– На улице. Они ехали в машине с подъёмным краном, увидели нас и остановились. Маринка поехала с ними кататься.
– А ты?
– Мне места не хватило.
– Ясно, – сказал я. – Ну что ж, отдыхайте. После вина водку пить можно, важно, чтобы не наоборот.
Во время разговора я поймал несколько недобрых взглядов парней-строителей. Но это как раз объяснимо. Люди после напряжённого трудового дня пришли с бутылкой к девушкам, а тут какие-то курортники. За такое можно и в глаз.
– Надо было выкинуть их из номера, – сказал на улице Димка. – Это наш Дом творчества или не наш?
– Но ты ведь сам предложил, чтобы всё было по-честному, – усмехнулся я. – Вот пусть и выбирает между тобой и строителем.
– Так я же о нас говорил.
– Сердцу не прикажешь. Может, им больше по душе как раз строители. О провинциальных комсомольских работниках я вообще молчу.
Димка обиделся, но ненадолго.
– И что, – спросил он в подвальчике, – так и отдадим барышень работягам?
– Пусть берут, – сказал я. – Будет что вспомнить девушкам.
– Пойду к Лариске, – вздохнул Димка. – Если она не занята, конечно. А ты идиот.
Я спорить не стал.
Мы отправились к себе домой. Ночная Ялта была похожа на сияющий огнями огромный корабль, заполненный парочками влюблённых. Приглушенный смех, стоны и звуки поцелуев доносились из всех кустов, мимо которых мы проходили.
– Щепка на щепку лезет, – с завистью сказал Димка. – В нашем парке, между прочим, самые густые кусты.
– Хорошее наблюдение, – согласился я. – Прозу писать не пробовал?
– Не, стихи в школе писал. На праздники.
– И о чём лучше получалось – о Великой Октябрьской социалистической революции или о Новом годе?
– Обо всём плохо, – честно признался Димка.
– Зато комсомольскую карьеру сделаешь, – утешил я его.
Мы попрощались, и я поднялся в свою комнату с двумя кроватями. Сегодня они выглядели особенно сиротливо.
На подоконнике я увидел мышку, жившую у меня. Я приносил ей из столовой сыр, и мышка это ценила.
– Что, Матрёна, проголодалась? – спросил я. – А выпить-то у нас нечего. Москвички последнюю бутылку выдули.
Матрёна перескочила с подоконника на письменный стол. Меня она не боялась. Несколько раз я видел, как она слизывала со стола капельки вина.