Дорога на Москву

– Здесь я, – вышел из-за хаты Костя. – Плёнку перезаряжал. Где Вера?

– Ушла к себе переодеваться, – сказала Катя. – В лесу холодно.

– Сколько взять аппаратов? – стал рыться в кофре Костя. – Для ночной съёмки у меня есть хороший объективчик…

– Достаточно одной кинокамеры, – сказал я.

– Нет, фотографии получаются лучше. Девушка, прыгающая через костёр. Класс!

– Я прыгать не буду! – испугалась Катя.

– Шучу, – обнял её за плечи Костя. – Я вас в реке сниму.

От Кости Катя не отстранилась.

Во двор вошла запыхавшаяся Вера.

– Не опоздала? – ревниво посмотрела она на Катю.

– Всё, можем идти, – отпустил Катю Костя и взвалил на плечо кинокамеру. – Скоро стемнеет.

Вид у него был живописный – камера, кофр, на животе два фотоаппарата.

– Помочь? – предложил я.

– Не надо, – сказал Костя, – я привычный.

Мы двинулись по пыльной улице, и от хаты к хате нас провожали пристальные взгляды деревенских бабок, такие же долгие, как эта улица. Чем ближе мы подходили к окраине деревни, тем явственнее ощущал я под ложечкой холодок. Точно так же я чувствовал себя перед рыбалкой на незнакомой реке. Какая рыба в ней ловится? И ловится ли? Ожидание чуда было самым острым из всех ощущений. Сейчас оно было особенно сильным.

4

Лес надвигался на нас тёмной стеной.

В полумраке я с трудом различал замысловато изогнутые сучья сосен, тонкие стволы берёз, развесистые кроны дубов. Из густого низкорослого ельника с шуршанием выползал белый туман. Издалека доносился запах разогретых дневным зноем лозняков. Прокричал коростель.

– Ну и где твой папоротник? – спросил я Костю.

– Там, – махнул он свободной рукой. – Надо дождаться, пока совсем стемнеет. Нечистая сила когда появляется? В полночь.

– Не поминай её имя всуе, – сказал я. – Слышишь, кричит?

– Кто? – прижалась ко мне Катя.

– Она, – шепнул я в маленькое ушко, с трудом подавляя желание куснуть его.

Под рукой я ощутил вздрогнувшую грудь и гулкое биение сердца. На этот раз Катя не отшатнулась.

– Ерунда, – неуверенно сказал Костя. – Сейчас увидим огонёк и прямиком к нему. Вон в той стороне…

– Хорошо запомнил место? – спросил я.

– Метров пятьдесят от опушки. Но сейчас не видно ни черта…

– Опять, – сказал я. – Ей-богу, накличешь.

– Вы верите? – шепотом спросила Катя.

– Конечно, – разжал я объятия. – Это же купальская ночь.

Катя шла, задевая меня бедром, и это мне не мешало. Она оказалась не такой уж костлявой. Я чувствовал, как у меня начало гореть лицо, и это было верным признаком чуда. Я в этом был уверен.

– Где же папоротник? – спросила Вера, цеплявшаяся за ремешок Костиного фотоаппарата.

– Должен быть здесь.

Костя остановился и снял с плеча камеру. Умаялся, бедный. Два фотоаппарата, кинокамера, Вера, – многовато будет.

Среди ветвей я вдруг увидел слабое свечение.

– Подождите меня здесь, – сказал я.

Я осторожно двинулся в сторону светящегося пятна. Оно стало медленно удаляться от меня, скрываясь за кустами. Я прибавил шагу, споткнулся о какой-то корень, едва удержавшись на ногах, и потерял пятно из виду.

Я стоял посреди ночного леса и слышал не только стук собственного сердца, но и крик ночной птицы вдалеке, и шебуршание в прошлогодней листве ежа, и дыхание существа, прячущегося от меня за кустом лещины. По запаху я знал, что это была женщина.

– Эй! – негромко позвал я.

Из кустов послышался тихий смех.

– Ну и долго мы будем прятаться? – спросил я.

– Сейчас, – ответила она.

Из-за облака выглянула полная луна. Я стоял на небольшой поляне по пояс в зарослях папоротника. Справа от меня возвышался огромный корявый дуб, слева чернела зубчатая стена ельника, прямо перед глазами высился большой куст орешника.

– Мне надо лезть в куст? – спросил я.

– Не надо, – сказала она. – Я уже здесь.

Она была среднего роста. Распущенные волосы, схваченные сыромятным ремешком, волной спадали до поясницы. На бёдрах юбка из листьев аира. Маленькая грудь обнажена. Ноги босы. Цвет её глаз в лунном свете определить было нельзя.

– Зелёные? – спросил я.

– Конечно, – улыбнулась она.

– А зубы?

– Белые.

– Мне говорили, у русалок большая отвисшая грудь.

– Кто говорил? – обиделась она.

– Одна бабка в деревне.

– А ты их больше слушай.

– Но это фольклор.

– Сказки сочиняют люди. Ты ещё про хвост спроси.

– Где твой хвост?

Я присел на корточки. Точёные ножки русалки были по-девичьи округлы, над коленками ямочки. Я протянул руки к ногам, но русалка отступила на шаг.

– Не надо.

– Почему? – выпрямился я.

– Ты ведь знаешь, что мы встретились не случайно.

– Положим, знаю, – оглянулся я по сторонам. – Но не знаю, для чего.

– Это бывает один раз в жизни.

– В жизни всё бывает один раз. Сегодня живём, завтра умираем. Последнее вроде вас не касается.

– Мы тоже умираем, – улыбнулась она. – Сегодня я тебя позвала не для этого.

– Но почему не даёшь к себе прикоснуться? А если я тебя поймаю?

– За хвост, – усмехнулась она.

– Не за хвост, так за волосы. Ты холодна, как лёд?

– Не холоднее тебя, – рассердилась она. – Я тебе пытаюсь объяснить, а ты не слушаешь.

– Слушаю, – покорился я.

– Ты ведь сразу догадался, кто я?

– Конечно.

– Человека в лесу чуешь издалека?

– Особенно мужиков. От них за версту несёт.