Дорога на Москву

– Конечно, – подвинулся я.

– Вы родной внук Александра?

– Родной.

– Он многое умел, – сказал мужчина. – Боялись его у нас.

Я промолчал.

– Мой старший брат утоп в реке. Его вытащили – не дышит. Пришёл ваш дед, подышал ему в рот, пошептал, перекрестил, он и открыл глаза. Большую силу имел!

– Я оживлять не могу, – сказал я.

– Никто и не говорит, – согласился мужчина. – Он с той силой знался. В тридцатом году, когда всех в колхозы загоняли, Александр лёг на лавку под образами и умер.

– Как умер? – покосился я на него.

– А так – дышать перестал. Жене перед этим приказал, чтоб три дня не хоронила.

– И что?

– Через три дня ожил. Милицейские пришли, глянули – живой покойник лежит, в руках свечка. Они приложили ко рту зеркало – никакого знака. А через три дня Мария, жена его, заходит в комнату – он уже на лавке сидит. Она чуть не померла со страху. А дед попил воды и на ноги встал. Чародей!

– В колхоз вступил?

– Не, – закурил сигарету мужчина. – Его на полгода в тюрьму посадили, потом выпустили. Наверно, наколдовал, они и махнули на него рукой. Так вы, значит, старший его внук?

– Единственный.

Я посмотрел на улицу. У хаты собралось человек десять, и все смотрели на меня. Мне стало не по себе.

– До сих пор помнят деда? – сказал я, поднимаясь.

– Ещё как помнят! – тоже поднялся мужчина. – Ждали, когда вы приедете.

– Зачем?

– Посмотреть. Такие, как он, раз в сто лет рождаются. Батька про него рассказывал?

– Немного. Я через восемь лет после его смерти родился.

– Мы знаем. Хорошо, что приехали. Видите, полдеревни собрались на вас поглядеть.

После этих слов оставалось только бежать. Я подался в хату.

– Пойдём прогуляемся по огороду, – сказал батька. – Покажу наши яблони.

– Уже плохо родят, – махнула рукой тетя Нина, хозяйка. – Старые.

– Ничего, главное, ещё стоят.

Огород был обычный: ровные ряды бульбы, кусты смородины и крыжовника, огуречные грядки. По краю обрыва росли старые яблони.

– Видишь вон ту яблоню? – показал рукой отец.

– Вижу.

– Под ней мы его выкопали.

– Кого?

– Клад.

– Какой клад?! – вытаращил я глаза.

– Дедов. Разве я тебе не рассказывал?

– Что-то припоминаю…

– У тебя, когда я рассказывал, как всегда, голова была не тем занята. Перед войной Вася и Дима выкопали горшок с золотом, я караулил. Принесли его в хату, разложили монеты столбиками и стали делить. Меня, конечно, обманули, да я и не понимал ничего в этих золотовках. Годов шесть мне было. А они большие кучи себе нагребли! И тут в хату батька вошёл.

– Убежали?

– Васька успел выскочить в окно, а нам с Димкой крепко досталось.

– Отлупил?

– Не то слово! Рука у батьки тяжёлая… Собрал всё золото и ушёл ночью. Но Васька всё равно подсмотрел, где он его закопал. Вон под той яблоней. Я батьку перед смертью спросил: «Тата, где золото?» Он открыл глаза, посмотрел на меня и прошептал: «Бог – великий человек, он тебе скажет…» И помер.

– Господь о таких вещах говорить не станет, – сказал я. – А что кроме монет было в горшке?

– Да много чего… Кольца, цепочки, но больше всего монет. Батька в Первую мировую воевал где-то в Румынии, потом у нас в Западной. Откуда он привёз золото, не знаю. А здесь ему за лечение люди платили, последнее отдавали. Но вот никому не досталось…

– А что бы ты сделал, если бы выкопал золото?

– Ну, что… Дом в деревне купил бы, машину…

О машине отец сказал на всякий случай. В ней он представлял себя только пассажиром. Впрочем, он не собирал и грибы в лесу, не ловил на реке рыбу. По жизни отец прошёл маленьким начальником, и если бы ему дали в руки лопату и велели выкопать клад, он бы этого делать не стал. Не царское, понимаешь, дело, ковырять землю. Да вот и сын вырос. Я думаю, он показал мне яблоню с расчётом, что я-то возьму в руки лопату и стану копать.

Дядя Дима пропал без вести под Кенигсбергом, дядя Вася умер в середине семидесятых, и единственными наследниками дедова золота оставались мы с отцом. Но и я в то время не представлял себя кладоискателем.

Однако сейчас, когда я стоял посреди ночного леса в потоках лунного света перед лукаво улыбающейся русалкой, я думал уже по-другому.

6

– Иди за мной, – сказала русалка.

– А как же Костя и девушки? – сделал я последнюю попытку остаться с людьми. – Мы ведь все вместе за цветком пришли.

– Але-есь! – послышалось совсем рядом.

«Не ходите, девки, в лесе, не то встретите Алеся», – сочинили на первом курсе про меня стишок девушки из моей группы. Откуда они знали, что в лесу я другой?

– О каждом из нас давно всё известно, – дёрнула плечом русалка. – Сейчас твои девицы не то что тебя – папу с мамой забудут.

Она подошла к кусту орешника, отломала длинную ветку, одним движением очистила от листьев и стегнула ею по воздуху. Я инстинктивно закрыл уши руками. Пронзительный свист встряхнул лес, с деревьев посыпались сучья и листья. Костя присел на корточки, девушки завизжали от страха. Через мгновение они бросились бежать, и Костя со своими аппаратами и камерами мчался далеко впереди всех.

– Теперь только у речки остановятся, – засмеялась русалка.

– Ну и за что ты их? – строго посмотрел я на неё. – Оглохнуть ведь можно.