Дорога на Москву

– Верно. Зверя тоже чуешь?

– Их в меньшей степени, но однажды в Налибокской пуще учуял серну. Сильный запах.

– Противный?

– Не сказал бы…

– Так вот, мы чуем друг друга одинаково. Погоди…

Она подскочила ко мне, поднялась на цыпочки и быстро, по-звериному, обнюхала моё лицо.

– Пил? – укоризненно спросила она.

– Самогон, – не стал я отпираться, – четыре бульбинки. Но перед тем, как идти в лес, не пил.

– Всё равно разит. Ты отравлен.

– Отравлен? – возмутился я. – Вот если бы на тебя дохнул Вася, тогда другое дело. По сравнению с ним я законченный трезвенник.

– При чём здесь Вася? – поморщилась она. – Из тебя надо выгнать отраву, иначе ничего не получится.

– Что должно получиться? На кой ляд я тебе сдался?

– А ты наш, – вздохнула она. – Неужели никогда не догадывался?

Я посмотрел в немигающие глаза русалки – и всё понял.

5

Мой дед Александр был знахарь.

Отец однажды мне рассказал, что дед лечил травами болезни, лечить которые не брались профессиональные медики, например полиомиелит.

– Полиомиелит? – не поверил я.

– Ну да, болезнь, при которой человек не может ходить.

Это было перед войной. Как-то дед отправился косить траву на дальнюю лесную делянку. Дорога пролегала мимо хутора.

– Дочка, дай воды попить, – попросил он девушку, выглянувшую из окна хаты.

– Зайдите в хату да попейте, – сказала она. – Я, дяденька, ходить не могу.

Дед вошёл в сени, выпил кружку воды из ведра, стоявшего на лавке. Дверь была открыта, и он видел девушку, сидевшую на стуле у окна.

– Давно не ходишь? – спросил Александр.

– Года три, дяденька, – оглянулась она. – Говорят, клещ укусил. А может, в городе заразилась. Долго болела.

– Совсем не ходишь?

– Скоро татка придёт и перенесёт на кровать.

Она улыбнулась.

– Вот что, девка, – поставил кружку на лавку Александр. – Завтра вечером я буду возвращаться с косьбы и зайду к вам. Скажи про меня батьке. Я принесу травы, попою тебя отварами и поставлю на ноги. Но надо, чтоб ты этого хотела. Пойдёшь своими ногами за водой?

– Я полетела бы, если б смогла, – вздохнула девушка. – Меня к докторам возили. Говорят – нельзя вылечить, болезнь очень страшная…

– Нет такой хвори, которую нельзя одолеть, – сказал дед. – Ждите меня завтра к вечеру.

Дед вернулся на хутор с пуком трав, собранных на болоте, и за неделю поставил девушку на ноги. Каждый год он в известные только ему дни собирал на лесных опушках и болотных островах травы, высушивал их в шалаше, построенном в укромном месте, и брал их оттуда по мере надобности. Чаще всего лечить ему приходилось колтун, от которого страдали в этих местах не только женщины. Отшёптывал он падучую и заикание у детей, исцелял рожу, спасал от грудной жабы.

Но при всём этом люди к деду относились с опаской. Случалось, от его взгляда люди начинали чахнуть, а вскоре и отправлялись туда, откуда не возвращаются.

То, что дело обстоит именно так, я испытал на себе.

В конце лета мы с отцом приехали в его родную деревню проведать родительские могилы. Деревня стояла на высоком берегу Днепра, с которого далеко видны пожелтевшие заливные луга, старые осокори вдоль полевой дороги, полоска синего леса за рекой. В затоке под кручей цвели лилии и кувшинки. Плотная стена аира была сплошь усеяна вызревшими шоколадными шишками. Я знал, что если оставить в спальне на ночь хотя бы одну такую шишку, наутро будет сильно болеть голова.

– В войну мы ели корни аира, – сказал отец. – Всё подряд ели, от лебеды до крапивы.

– В каком году дед с бабкой умерли? – спросил я.

– Мама в сорок втором от тифа, а батьку в сорок четвёртом бык убил.

Мы покрасили чёрной краской ограду и железный крест на могиле. Тихо шелестела листва берёз. На куст боярышника градом обрушилась стая воробьёв, к осени становящихся шумными и сварливыми. Далеко за рекой глухо пророкотал гром.

– Батька мне говорил, что человек его убить не может, – сказал отец. – Вот и попался на дороге бык.

– Что за бык?

– Бугай сорвался с цепи. Батька вёл на верёвке соседскую корову, а тут бугай. Ему бы бросить корову и бежать, а он схватил быка за рога. В шестьдесят лет батька ещё здоровый был… Когда его принесли в хату, я задрал рубаху – а у него вся спина чёрная. Наверное, лёгкие отбил, сильно хрипел, когда умирал.

– Надо было в больницу отвезти.

– Какая в войну больница? – посмотрел на меня отец. – Это он всех лечил. А для него лекаря не нашлось. Ночью умер. Я лежал на печи. Слышу – перестал хрипеть. Я оделся и побежал к соседям Батяновым.

– Сколько тебе было?

– Четырнадцать, уже большой был. Ну, вроде всё сделали. В следующий раз надо холмики подсыпать. Пойдём к Батяновым. После войны они в нашу хату переселились.

– А ты?

– Я к тётке Хадоске в город уехал.

Мы посидели у Батяновых за столом, помянули родных. Уже тогда я ощутил на себе пристальные взгляды деревенских.

– Что это они? – толкнул я локтем отца.

– Ты же внук Александра! – сказал он.

– Ну и что?

– А то. Внукам, говорят, вся сила передаётся.

– Какая сила?

– Когда-нибудь узнаешь.

Я вышел из хаты и сел на скамейку под окном. У хаты напротив стояли несколько мужчин. Один из них подошёл ко мне.

– Можно присесть? – сказал он, поздоровавшись.