Дорога на Уиган-Пирс

На полу спали люди. Где-то, не переставая, плакал ребенок. Хотя на дворе стоял май, ночь была холодная. На помосте бывшего кабаре по-прежнему болтался занавес. Срезав его ножом, я завернулся в него и так проспал несколько часов. Сон мой был неспокойный: я боялся, что, если начну ворочаться, эти проклятые гранаты могут разорвать меня на куски. В три часа ночи меня разбудил высокий красивый мужчина (по-видимому, глава обороны), выдал мне ружье и поставил дежурить у одного из окон. Он сказал, что начальник полиции Салас, ответственный за попытку захвата телефонной станции, заключен под стражу. (На самом деле, как мы узнали позднее, его всего лишь сняли с поста. Тем не менее новость подкрепила общее мнение, что жандармерия действовала самовольно.) На рассвете люди стали возводить на улице баррикады: одну – у входа в местный комитет, другую – у гостиницы «Фалкон». Улицы Барселоны вымощены квадратным булыжником, из которого легко построить стену, а под ним – гравий: им удобно набивать мешки. Удивительное это занятие – возведение баррикад; всё бы отдал, чтобы это сфотографировать. За серьезно задуманное дело испанцы принимаются со страстной энергией. Длинные ряды мужчин, женщин и даже маленьких детей выворачивали булыжники, грузили их на неведомо где добытую тачку, тащили, пошатываясь, тяжелые мешки с гравием… В дверях местного комитета стояла девушка, по виду немецкая еврейка; она утопала в форменных штанах ополченца и, улыбаясь, смотрела на эту картину. Через пару часов баррикады были в человеческий рост, у амбразур стояли часовые, а за одной баррикадой развели огонь и жарили яичницу.

У меня опять отобрали винтовку, и делать мне было нечего. Мы с англичанином решили вернуться в «Континенталь». Вдалеке продолжали стрелять, но на Рамблас было спокойно. По дороге мы заглянули на рынок. Торговали только на нескольких прилавках – их осаждала толпа людей из рабочих кварталов к югу от Рамблас. Только мы вошли на рынок, как снаружи так сильно громыхнуло, что стеклянная крыша дрогнула, и народ кинулся бежать. Впрочем, несколько торговцев остались на месте. Нам удалось выпить по чашечке кофе и купить кусок овечьего сыра; его я втиснул между гранатами, и спустя несколько дней этот сыр очень пригодился.

На углу улицы, где днем раньше я видел стреляющих анархистов, теперь высилась баррикада. Стоявший за ней мужчина (я шел по другой стороне улицы) крикнул, чтоб я был осторожнее: засевшие на колокольне жандармы стреляли без разбора по каждому прохожему. Немного выждав, я пробежал открытое место, но пуля все-таки пролетела в опасной близости. Находясь всё еще на противоположной стороне улицы, я почти подошел к штабу ПОУМ, когда мне опять крикнули что-то предупреждающее стоявшие в дверях бойцы из ударного батальона. Я их не расслышал. Между мной и штабом были деревья и газетный киоск (на улицах такого типа посредине проходит широкая аллея), и я не понимал, куда они указывают. Войдя в «Континенталь» и убедившись, что всё в порядке, я умылся и направился в штаб ПОУМ (он был всего в ста метрах от гостиницы) за дальнейшими указаниями. К этому времени доносившиеся со всех сторон выстрелы и пулеметный огонь сливались в такой грохот, что, казалось, идет настоящий бой. Только я нашел Коппа, чтобы узнать, как нам действовать дальше, – как внизу один за другим раздались оглушительные взрывы. Грохот был настолько силен, что я не сомневался: по нам палят из пушек. Но оказалось, это рвались ручные гранаты: когда они бьют по камню, шум удваивается.

Копп глянул в окно, заложил за спину стек и сказал: «Пойдем посмотрим». По лестнице он спускался в своей обычной непринужденной манере; я шел следом. В дверях бойцы ударного батальона скатывали гранаты по наклонному тротуару, словно играя в кегли. Гранаты взрывались метрах в двадцати, каждая – как сокрушительный удар грома, к которому присоединялась ружейная пальба. Посреди улицы из-за газетного киоска торчала, как кокос на ярмарке, голова американского ополченца, которого я хорошо знал. Только позднее я понял, чтó случилось. В соседнем со штабом ПОУМ здании была гостиница, и на ее первом этаже – кафе «Мокка». За день до начала боев в кафе пришли 20–30 вооруженных жандармов – и, когда началась перестрелка, они захватили здание и забаррикадировались в нем. Возможно, они получили приказ это сделать, чтобы потом использовать кафе для атаки на штаб ПОУМ. Рано утром они предприняли попытку выйти наружу; снова началась перестрелка, бойца из ударного батальона тяжело ранили, а одного жандарма убили. Так называемая гражданская гвардия опять укрылась в кафе, но когда жандармы увидели шедшего по улице американца, то открыли по нему огонь, хотя он был безоружен. Американец спрятался за киоском, а бойцы из ударного батальона пытались гранатами удерживать жандармов внутри кафе.