Что, черт возьми, происходило, кто с кем воевал и кто побеждал, – всё это поначалу понять было очень трудно. Жители Барселоны уже привыкли к уличным боям и город знали, как свои пять пальцев, – а потому инстинктивно угадывали, какие улицы и какие дома находятся в ведении той или иной политической партии. У иностранца такого преимущества не было. Из обсерватории мне было видно, что по Рамблас, одной из главных улиц города, проходит разделительная линия. Справа, где располагались рабочие кварталы, был оплот анархистов, слева преобладали части ПСУК и гражданской гвардии, хотя на боковых улочках происходили стычки непонятно кого с кем. В нашем конце Рамблас, в районе гостиницы «Каталония», ситуация сложилась настолько непонятная, что о расстановке сил можно было догадаться только по вывешенным партийным флагам. Главным ориентиром здесь была гостиница «Колон», штаб ПСУК, господствовавшая на площади Каталонии. В окне рядом со вторым «о» в вывеске «Колон» был установлен пулемет, способный уничтожить всё живое на площади. В ста метрах вправо от нас в большом универсальном магазине держала оборону молодежная секция ПСУК (что-то вроде Лиги молодых коммунистов в Англии); боковые окна универмага, укрепленные мешками с песком, выходили на нашу обсерваторию. Молодые люди спустили красный флаг и на его место водрузили каталонский. На телефонной станции, где возникли первые стычки, оба флага – национальный каталонский и анархистский – развевались рядом. Здесь достигли временного компромисса, связь работала бесперебойно и из здания никто не стрелял.
У нас всё складывалось удивительно благополучно. Жандармы в кафе «Мокка» опустили стальные шторы и сложили из внутренней мебели баррикады. Потом некоторые залезли на крышу, как раз напротив нас, и выложили из матрасов еще одну баррикаду, над которой подняли каталонский национальный флаг. Было ясно: воевать они не стремятся. Копп с ними договорился: они не стреляют в нас – мы не стреляем в них. К этому времени он уже был с жандармами на дружеской ноге, несколько раз навещал их в кафе «Мокка». Они, естественно, прибрали к рукам всё спиртное, что было в кафе, и подарили Коппу 15 бутылок пива. В ответ Копп вручил им одну из наших винтовок взамен той, что они потеряли в предыдущий день.
Все-таки странное это было занятие – сидеть на крыше. Иногда хотелось послать всё к чертовой матери, и тогда я переставал обращать внимание на адский шум, часами читая книжки в бумажной обложке издательства «Penguin» – к счастью, купил их несколькими днями раньше. Но иногда я отчетливо сознавал, что в пятидесяти метрах от меня сидят вооруженные люди и следят за мной. И тогда я словно снова оказывался в окопах. Я как-то поймал себя на мысли, что по привычке называю гвардейцев «фашистами». На крыше нас было шесть человек. В каждой башенке по часовому, а остальные сидели на свинцовой крыше внизу под защитой одной лишь каменной ограды. Я прекрасно понимал, что жандармы в любой момент могут получить телефонный приказ открыть огонь. Нам обещали, что в случае чего мы получим предупреждение, но уверенности в искренности этого заявления не было. Один раз мне показалось, что столкновения не избежать. Один из жандармов вдруг встал на колено и начал стрелять. В это время на часах стоял я. Я уставил на него винтовку и крикнул:
– Эй ты! Не смей в нас стрелять!
– Что?
– Не стреляй, а то мы ответим!
– Нет, нет! Я стреляю не в вас. Погляди вниз.
Он указывал винтовкой на боковую улицу, отходящую от нашего здания. Действительно, молодой человек в синем комбинезоне с винтовкой в руках нырнул за угол. Ясно: это он стрелял по жандармам на крыше.
– Это в него я пальнул. Он первый выстрелил. – Не сомневаюсь, так и было. – В вас мы стрелять не хотим. Мы простые рабочие, как и вы.
Он поднял руку в антифашистском салюте, я ответил тем же.
– Пиво у вас осталось?
– Нет, всё вылакали.
В тот же день, без всякой на то причины, из дома, где расположилась молодежь, какой-то парень, когда я выглянул в окно, выстрелил в меня. Возможно, я показался ему соблазнительной мишенью. На выстрел я не ответил. Хотя до меня было всего сто метров, пуля даже не попала в крышу обсерватории. Как обычно, меня спасла «меткая стрельба» испанцев.
Из того дома в меня стреляли еще несколько раз.