Дорога навстречу вечернему солнцу

Борис приезжал к отцу не раз… О Максиме он при нас не вспоминал. Но сын своим уходом из жизни выжег в его душе незарастаемую дыру. И наедине с отцом он всё выплёскивал, выплакивал своё недоумение: «Почему??? Слабак!!! Испугался жизни!!!».

Максим повесился на чердаке собственного дома, всё рассчитав, заранее приготовив. До этого он крепко ссорился с женой, которая оказалась не слабее его родного отца. И Максим, который привык быть ведомым, оказался между двух огней. С одной стороны жесткий, прагматичный отец, с другой – энергичная жена. «Слабые по закону эволюции должны уйти, – писал в предсмертной записке Максим, – Выживают сильнейшие. Я проиграл».

Кто проиграл? Максим? Его несчастная мать? Его отец? Эвелина, которую Борис и Лариса яростно обвинили в смерти сына и во всяческих грехах, и она сделала аборт? Маленький неродившийся сын Максима и внук Бориса?

Посёлок обдувается ветрами, обжигается солнцем… Недавно в нём убили пожилого хирурга, врача. Грабители проникли в дом, а тут хозяин вернулся, себе на беду. Молодой преступник ударил хозяина молотком по голове, и добивали потом все вместе, пока не умер. Говорят, что молодой в своё время побывал на операционном столе, и хирург спас ему жизнь… Может быть это и выдумка, но то, что хирург вернул к жизни сотни людей – правда…

Как правда и то, что в посёлке этом маленькая православная община никак не может добиться начала строительства церкви… Во всех посёлках в округе хотя бы маленькие деревянные церкви есть, а тут – никак. Как страшно, пусто, бессмысленно жить без Бога…

Недавно мы с отцом, уже глубоко пожилым, а проще сказать – стареньким, вспоминали Бориса… Отец, при словах о нём, болезненно оживился. Всё-таки связывало их больше, чем просто приятельские отношения… Рассыпалась семья Бориса, развеялась, будто и не было…А связь отца с моей умершей мамой – жива. Он всегда помнит о ней. Он мысленно разговаривает с нею, хотя её нет в живых уже четырнадцать лет. И Бог живёт в их душах, потому что Он – Любовь…

Навстречу солнцу

Глава 1. Звонок

Во сне такой ясности не бывает. Я стою у подоконника, листаю подшивку недельной давности. Солнечные лучи щедро льются через незашторенное окно, и газетные листы медвяно светятся. И настроение своё хорошо помню: устало-добродушное.

Вот, и заходишь ты. Я, и не глядя, знаю, что это ты. Приближаешься тёмным пятном, в поле зрения попадает край чёрной куртки – ты локтем опёрся о подоконник. Куртка масляно-чёрная, и разогретый воздух доносит знакомый запах табака и бензина. Ты поднимаешь газету, что выпала из подшивки и произносишь, как бы мимоходом:

– Лёха звонил. Мать в тяжёлом состоянии, в больнице.

Лёха…. Есть у тебя такой друг, в дальнем селе. Значит, мать привёз в больницу.

– Денег не просил занять? – осведомляюсь я.

Ты озадаченно молчишь и снова, с нажимом, повторяешь первую фразу. Теперь я – в недоумении. Что-то не поняла?

– Какой Лёха? – догадываюсь уточнить.

– Ну, брат твой.

У меня перехватывает дыхание. Алёшка! Мама?! Где?!

Ты называешь посёлок, километров двести отсюда. Конечно, едем! Сегодня же!

Начальница смотрит недоуменно. Войти вот так, без предварительного поскребывния в дверь и пошаркивания – из ряда вон.

– Езжай, – говорит она веско, словно ставит печать под документом, – деньги на дорогу возьми в бухгалтерии.

Бухгалтерша таращит глаза.

– Ничего страшного, – успокаиваю я, хотя сама себе не верю и, против воли, что-то потихоньку воет внутри.

Дома торопливо собираю дорожную сумку. Это так не похоже на наши обстоятельные сборы в город, с неизменным ребячьим «Купи…», что дети заражаются общим взвинчено-оживлённым настроением и носятся по всему дому.

– Никаких спичек, никаких. Газ не зажигайте. Чайник подогреете на плитке, и выключить, выключить не забудьте… Тебе, Андрей, как старшему говорю.

Оставить пятиклассника и третьеклассника до позднего вечера дома одних – поступок взрывоопасный, но делать нечего. Уже на бегу кричу соседке через забор, чтобы присмотрела за нашей гвардией…. Ну, с Богом…

Глава 2. В дороге

Ты уверенно ведёшь машину. Помню, когда в детстве ездили с отцом, мы слова боялись сказать, отвлечь от дороги. На ровной пустынной трассе он разгонял машину до невероятной, нам казалось, скорости, и мы сидели, едва живые от страха. Не терпел плестись в хвосте какого-нибудь дымновоза, норовил обогнать. За рулём он словно играл роль, несбыточную в жизни, и если мы нечаянно возвращали его к действительности: затошнило там кого, или ещё что – он сердился. Я не очень любила с ним ездить. С тобой – люблю.