Дорога навстречу вечернему солнцу

Поэтому через месяц, когда Люба поняла, что беременна, она очень обрадовалась. Следом, тут же, нахлынули тревоги и волнения: вдруг и у этого ребёночка случится какое-нибудь отклонение? Но решила: будь что будет.

Муж отреагировал так:

– Решай сама.

Съездил куда-то, скорее всего – к родной тётке, потому что объявил с её, абсолютно узнаваемыми интонациями:

– Рожай, чего уж там. Пашке с братиком веселее будет.

Любины страхи оказались напрасными. Дочь родилась совершенно здоровой.

Глава седьмая. Первый класс

Иришке было полтора года, когда брат её пошёл в первый класс.

Высокая, темноволосая, с бледным лицом, на котором горели синие учительские очи, Елена Ивановна возвышалась над морем беспрерывно движущихся бантов, букетов, стриженых затылков.

Ученики галдели, ухала из динамиков музыка. Пашу Елена Ивановна крепко держала за руку, он стоял смирно, только смотрел по сторонам серыми глазищами и прижимал к груди букет красных георгинов.

В классе ему отвели место на первой парте, у окна. Он напряжённо, приоткрыв рот, всматривался в лицо учительницы, переводил взгляд на её руки: пальцы то взмахивали янтарно-прозрачной указкой, то, с ловкостью фокусника, раскрывали веер ярких картинок. Обильный, красочный поток хлынул в глаза, сопровождаемый прерывистым гулом.

Так чувствует себя человек, который выучил язык по учебникам и пластинкам, и вдруг попал на иноземный базар. Он ошарашен пестротою товаров, и ещё – невнятностью знакомой вроде бы речи. Он различает отдельные слова, но скорость… интонации… Слова сливаются в длинные фразы, набегают друг на друга… Он силится что-то понять, и не может.

Паша крутил головой, удивлённо оглядывался, когда все говорили хором… Он не сердился, не плакал от бессилия, хотя мало что понимал, особенно в первые дни, просто уставал и после занятий спешил к маме.

Люба готовила обед, укладывала Иришку в коляску и отправлялась встречать сына. Он шёл по обочине, усыпанной листьями, один, маленький, с непомерно большим ранцем.

Увидев маму, бежал, и ранец подпрыгивал за спиной. С разбегу прижимался к Любе, косился на спящую сестрёнку.

Иришку он воспринимал сначала как досадное, но неизбежное осложнение в жизни, как преграду на пути к безраздельному владению мамой, помеху в их уютном мире. Но понемногу привык, разговаривал с маленькой, и та улыбалась ему, таращила большие, как у брата, голубые глаза…

На первом родительском собрании Елена Ивановна, отпустив мам и пап, осталась с Любой в пустом классе. Привыкшая говорить много и легко, она в этот раз с трудом подбирала слова, и, похоже, её мучило чувство вины. Она говорила так, как будто каялась:

– Знаете, я привыкла, даже против воли, делить детей на умных и несколько отсталых, слабеньких. Они обычно отсиживают урок за уроком, отдачи от них – никакой, лишь бы не мешали. Часто домашние задания у них в полном порядке – родители стараются, если не хотят, чтобы ребёнка отправили в спецшколу…

Елена Ивановна опустила глаза и продолжала:

– Знаете, я Павлика, поначалу, тоже занесла было в этот разряд. А потом… Знаете, на уроках его взгляд стал беспокоить меня. У отсталых детей взгляд тусклый, отрешённый, а Павлик смотрит так ясно, так внимательно, он так пытается понять…

Елена Ивановна вздохнула, выпрямилась, словно освободилась от чего-то:

– Он так радовался, когда я проговаривала что-то не торопясь, раздельно, и он очень старается, я вижу. Я теперь стала вести уроки с обязательной оглядкой на него…

– Он к вам очень привязался, – откликнулась Люба, – открытку недавно рисовал весь вечер…

– Да, спасибо, он подарил сегодня утром.… Не переживайте, я знаю, он будет не последним учеником в классе…

Глава восьмая. Детская вера

Пашка, Паша.… Ну как его убережёшь от этого?

Люба шла мимо горки, на которой возилась ребятня, издали видела сына. Он не услышал предостерегающего крика, и пацан на фанерке, съезжая, врезался в него, оба покатились кубарем.

– Ты что! – крик Пашки.

– Глушня! Урод! – это пацан.

Впрочем, быстро помирились. Нет, Пашка не обижается надолго. Позовут – снова бежит играть. Да и мальчишки это так, не со зла. Но всё равно таких детей обижать – грех.

Нынче летом, вспомнилось вдруг, был случай. Приехали в гости к бабушке, а Любин брат зря обидел сына. Выбросил какую-то железяку в тележку с мусором, а Паша – нашёл. Брат:

– Ах ты, воришка! Положи на место, нечего чужое брать!

Пашка прибежал к матери, губы дёргаются:

– Дядя сказал, что я железку – своровал!..

Люба не успела с братом поговорить. Тот спешно уехал на покос, да не менее быстро и вернулся. Покусали травяные осы, одна цапнула за губу, щёку разволокло. Приехал, и слова сказать не может.

Пашка, у которого слёзы ещё не успели высохнуть, прошептал на ухо матери:

– Его Боженька наказал.

Слова эти, конечно, были не на пустом месте. Примерно за месяц до этого Люба крестила сына и дочь в местной церкви, и вечерами читала Паше «Библию для детей». Слушал с живейшим интересом, и с тех пор мог вдруг сказать неожиданные вещи.