Слуга Метина Кхана, который подрабатывал одно время на кухне у фрин, расписал положение комнат и окон, какая лестница куда ведёт, где можно скрыться. В семнадцать лет такое задание Казимиру бы только рассмешило. Слишком просто и скучно – территорию разведали, всю информацию дали. Сейчас же она безостановочно прокручивала в мозгу план дома и каждое своё действие. Три склянки с порошком постукивали друг о друга в кармашке на поясе. Яс сказала, что этого хватит.
Вокруг особняка фрин возвышалась железная ограда с пиками и частыми прутьями. Непроглядной стеной по ту сторону росли сиреневые кусты.
Даже вдали от родного Лауки и Сиреневой Долины Фрина Мелин всегда носила веточки сирени в одежде или волосах. Кто-то говорил, что молодая княгиня тоскует по дому, другие – что запахом цветов она перебивает смрад гниющего тела. Умерла она в двадцать семь, по причинам, которые до сих пор оставались неизвестны. Возможно, болезнь, возможно, кто-то годами травил её, теперь уже не узнать.
Княгиней Мелин пробыла всего восемь лет, и за это время успела основать собственный орден, возродить интерес людей к живописи, музыке, поэзии. Фрина напомнила, что даже среди этой разрухи и выжженных полей красота не исчезла.
Читая о ней в учебниках истории, половина девчонок мечтали стать Фриной. Кому-то удавалось, только
Каз прогнала из мыслей портрет с пожелтевших страниц, сфокусировалась на особняке. Для слуг здесь был чёрный ход, отдельная калитка с висячим замком – взломать не проблема. Набор отмычек бы не помешал, конечно, но Гур учат изобретательности. С парой Ясмининых заколок Казимира была готова ко всему, кроме того, что дверца будет оглушительно скрипеть при открытии.
– Эй? – послышался девичий голос. Подросток совсем. Казимира прикусила изнутри щёку, ругая себя за неосторожность. – Джан? Это ты?
– Кьяра, возвращайся! Помощь нужна! – пару секунд спустя позвал голос из глубины дома.
Кьяра потопталась ещё немного на крыльце, и старшая повариха крикнула снова. Шаркнули шаги, хлопнула дверь. Казимира заглянула во двор – никого.
Ох, это было зря. Старые петли издали рёв кита, проткнутого десятком гарпунов. Каз снова спряталась за оградой.
– Ма, подожди, это Джан, наверно, пришёл.
Казимира зажмурилась на секунду и сжала в кулаке рукоять кинжала. По булыжной дорожке от крыльца к ограде затопали ноги. Из глубины дома снова что-то гаркнули, и Кьяра обернулась. Каз вынырнула из укрытия, навершием рукояти ударила девчонку в затылок и подхватила обмякшее тело – с полчаса пробудет в отключке.
В просторной комнате не было ни большого стола, ни печей, ни столовых приборов и посуды, только тумбы и пара скамеек. На одной остывал свежий хлеб, но не было никакой другой еды. Всё заставили коробками, корзинками, банками, бочонками. Каз глазела по сторонам и едва не покатилась кубарем по лестнице в подвал. В последний момент только заметила люк. Снизу донёсся недовольный голос, похоже, матери Кьяры. Захлопнув дверь в подвал, Казимира придвинула сверху грузную скамью.
– Кьяра! Ты чо удумала? Какого зафери творишь?
Скамья пару раз вздрогнула от напора женщины, и Каз даже отвлеклась от своих поисков.
– Кто это там?! Джан? А ну выпусти меня!
Где же? Казимира дёрнула то одну, то другую крышку на пузатых деревянных бочках и кадках, выставленных вдоль стены. Пиво, вино, ягодные настойки, медовуха.
На лестнице справа застучали шаги, приближались голоса. Женщина, запертая в подвале, не затыкалась, громыхала скамьёй, чуть не сбросила её, как гневливая кобыла. Голоса справа зазвучали громче, кто-то позвал кухарку по имени.
В сердцах Казимира пнула ближайшую высокую кадку, и с той съехала крышка.
По заднему двору Казимира уже бежала, не чувствуя ног, а к ноющему боку прижимала две буханки ещё горячего хлеба. Вслед ей неслись проклятия и пожелания подавиться украденной едой. Вот и славно. В потрёпанной одежде и босая она легко сошла бы за бездомную воришку, так что никто не должен был ничего заподозрить.