Дорога праха

Со смешком Казимира закрыла ему рот рукой, сбавляя градус своего смущения. Вегард увернулся, положил обе ладони ей на бёдра и расстегнул ремень.

– Это правда, – продолжил Вег. Посмотрел в глаза, снова опустил взгляд на тёмные локоны, рассыпавшиеся по бледным плечам, на грудь, живот, бёдра. Вегард прикусил нижнюю губу, а Каз едва не застонала. Теперь-то можно признаться, что всякий раз, когда он это делает, так и хочется его поцеловать. – Безумно красивая. И моя.

В палатке Вегарда было прохладно, но от него самого исходил едва ли не жар.

Каз потянулась за новыми поцелуями, спустилась к шее, ключице. Нашла тот шрам.

Чувствуешь? Вот здесь. Так и срослось неправильно.

Всё в тебе неправильно. И во мне тоже.

Упали на пол брюки, ремни. Вдоль по кромке шёлкового сиреневого белья Вегард провёл пальцами сначала по пояснице, потом по низу живота. Неразборчивое урчание Казимиры смешалось с его собственным звуком, не то стоном, не то рыком. Вег сдвинулся назад, подхватив Каз под бёдра, усадил себе на колени и надавил на спину, притягивая ближе. Левой рукой она держалась за его плечи, правую запуская вниз по животу.

Секс у неё был и раньше, но теперь прежний опыт казался неловким и грубым. Разминка, не больше.

Вег опустился на кушетку, увлекая её за собой, заботливо держа, гладя, направляя, и Казимира поддалась. Ища самые приятные ласки, самые чувствительные места, отдаваясь его силе, его воле.

Ловить вздохи, подаваться ближе, ещё ближе, ещё, царапать, кусать, смеяться. Но когда он смеялся, Каз не чувствовала себя неловко или глупо, только улыбалась в ответ, жалась к нему всем телом, двигалась в ритм. И когда он смотрел на неё снизу вверх, во взгляде было столько искр и нежности. Любви. В этом она не сомневалась, любви.

Замирать в такт, наполняться теплом, не дышать, чтобы не спугнуть.

Он только её. Весь, без остатка, каждым взглядом, словом, стоном.

Поцелуи по шрамам. По шее. Глазам, щекам, груди, рукам, ключицам, животам.

Она только его. Вся, без остатка. Каждым движением, мыслью, частичкой.

Вот так. Вот так, зацепиться друг за друга сколами и трещинами, держаться, будто весь мир разваливается и только в объятиях друг друга можно выжить. Да и пусть всё полыхает. Он есть у неё. Она есть у него.

* * *

Давно пора было вернуться в свою палатку, собирать вещи, делать вид, что ничего не изменилось. А изменилось, мать его, всё.

На узкой кушетке они уместились только лёжа на боку, нос к носу. Вег поцеловал её в лоб, продолжая гладить живот Каз.

– Я не позволю больше ничему плохому с тобой случиться, – прошептал он вдруг. Любые разговоры до этого сводились только к шуткам и какому-то неразборчивому мурлыканью, когда Казимира утыкалась ему в ключицу. – Больше никогда. Обещаю.

– Ты не можешь такое обещать, – напомнила Каз. Снова хотела отшутиться. – Не всё в этом мире от тебя зависит.

– Буду контролировать то, что зависит, – упрямился он. Раньше бы эти обещания звучали пустым бахвальством, сейчас Казимира почему-то верила. – И всегда буду рядом, чтобы защитить тебя. Или хотя бы остановить.

Она усмехнулась под нос.

– В крийском… – Вегард кашлянул, прочищая горло. Самый громкий звук за последний час. Хотя… Один вскрик Казимиры тоже вышел весьма громким, и Вегард не успел дотянуться, чтобы прикрыть её рот ладонью. Слишком низко находился. – В крийском есть такое слово – инсьéль, – продолжил Вегард. – Это самое личное, самое интимное. Моя душа. – Вегард приложил её ладонь к своей груди, чтобы Каз почувствовала уже выровнявшийся стук сердца. – То, что не принадлежит этому миру, что нельзя подставлять под удар. Инсьель, – повторил он с нежностью, и теперь это прозвучало как обращение.

Несколько дней назад Вегард с неохотой, но перевёл ей слово ральсне, которое упоминал раньше. Казимире оно понравилось. Не то ругательство, не то нежность. Не то похвалил, не то проклял.

– В гастинском говорят рухýр. – Каз приложила его ладонь к своему животу, и мозоли царапнули нежную кожу. – Моя печень.

– Печень? – Вег посмеялся. – Почему печень?

– По легенде бог Алга создал свою жену, Алаян, из собственной печени. Поэтому рухур – часть меня, моя печень. Этим словом не разбрасываются. Рухур может быть… только один в жизни. Вир[68] – рухур.

Он нежно улыбнулся, вряд ли понимая, чего стоило Казимире это признание, подложил руку ей под голову и привлёк к себе.

Это утро никогда не должно было заканчиваться. Никогда.

* * *

Из палатки Вегарда они вышли вместе и столкнулись с курящим у входа в шатёр Арианом. Вот, вот именно такого Казимира и хотела избежать.

– Доброе утро, – буркнула Каз, огибая его и направляясь к себе.

– Доброе, – бесцветно отозвался Ариан. Окурок пролетел мимо руки Казимиры и потонул в грязи.