Дорога превращений. Суфийские притчи

Очень сложный вопрос о взаимоотношении между предопределением свыше и свободной волей человека всегда волновал богословов. Здесь Руми кратко излагает суфийский взгляд на эту проблему: человек, постоянно занятый размышлениями о сфере Божественного («именем Божьим твой разум пленен»), может оказаться глухим и невосприимчивым к исходящим от Бога заповедям человеколюбия. От самого человека зависит, как он направит свою волю — в соответствии с волей Творца или против нее. Таким образом, от фаталистов (прежде всего исламских) суфии отличаются тем, что уделяют значительное место свободе воли и человеческим усилиям. А уж от того, следует ли человек заповедям Божьим или служит лишь собственной выгоде, зависят и все его жизненные проявления. Притча иллюстрирует «несимметричные» отношения, возникающие между щедрым даятелем, стремящимся доставлять благо, и эгоистом, который, привыкая к даяниям, требует все больше. Настоящая дружба предполагает взаимообмен между душами. Когда же один из друзей предпочитает только получать, ничего не отдавая, отношения между душами приобретают оттенок вампиризма, который приносит вред обоим: у дающего убывает, а принимающему даяние не идет впрок, поскольку без взаимности оно лишь умножает эгоизм и усиливает отчужденность неблагодарной души от Бога и людей. С другой стороны, чтобы стать проводником благ, исходящих, в конечном счете, от Создателя, нужно уметь хорошо выбирать точку приложения своих усилий. Горожанин в разбираемой притче «около лет десяти» проявлял «сколько угодно» щедрости, расточая гостеприимство впустую и так до конца и не поняв, какими свойствами обладает его гость. Итак, согласно суфийской концепции, чтобы по-настоящему творить добро, человек должен стать мудрым и прозорливым. В противном случае ему, «слепому сердцем», помогут прозреть лишь те «научающие страдания», которые перенес незадачливый горожанин.

Что же касается «внутреннего зрения», — по отношению к нему Руми различает три разновидности людей. Первая — это те, чья душа обладает «ясным взглядом». Речь идет о духовно видящих — мудрецах, суфийских шейхах, которые интуитивно воспринимают внутренний мир своих собеседников. Вторая — те, которым помогает «разум, как посох». Такие люди опираются на рациональные методы постижения и не должны обольщаться внешними признаками радушия и человеколюбия. Наконец, третья разновидность — те, кто руководствуется в отношениях с людьми эмоциями («посох в бессилье роняет рука» — т. е. разум перестает быть опорой). Последним легче всего ошибиться, и таковым Руми предлагает найти себе «проводника» — человека «зрячего». Очевидно, обычный человек находится где-то между вторым и третьим из описанных состояний. Горожанин же, герой данной притчи, как бы «уронил посох», целиком доверившись своим эмоциям, — и поэтому потерпел полный крах. В то же время его «друг», сельчанин, как видно, полагает, что твердо опирается на «посох» своего разума, постоянно «имя Аллаха в сознанье храня». Однако, считая себя богословски образованным и праведным человеком, он находит возможным оставить голодной на улице целую семью, возлагающую на него надежду. Это, как мы видим, перечеркивает всю его «праведность». Последняя ведь как раз и состоит в том, чтобы любовь к Богу проявлялась в любви к ближнему (ср. в Новом Завете: «Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти» — I Иоан. 3, 14).

М. Х.

Горожанин и сельчанин