Дорога пряности

Я невнятно мычу в ответ, вспоминая свое отношение к Алькибе, когда я впервые о ней узнала, мое нежелание поддержать повстанцев, потому что эта земля и народ не мои. Или даже мое отношение к Тахе.

– Это очень узкий образ мышления, – признаю я. – Что было потом?

– В те времена я был очень богат, – продолжил Кайн. – Нахла, жившая в бедности, спросила, не могу ли я поделиться богатством с ней и ее народом. Моя любовь к ней была велика, и я согласился. Я построил для нее Первый город. Я дал ее народу все, чего они только желали. И люди жили в роскоши. Но втайне им было мало. Они не могли смириться с мыслью, что однажды, если я того захочу, я могу отобрать у них все дары. Поэтому они сговорились, чтобы завладеть моим богатством и избавиться от меня.

– Они ее использовали, – догадываюсь я.

Кайн хмурит брови, меж ними залегает тонкая морщинка.

– Они ее не использовали. Нахла по собственной воле предпочла мое богатство моей любви. Она помогла им меня обокрасть. Она меня уничтожила.

Хотя все еще не ясны детали, кусочки головоломки начинают складываться воедино.

– Вот почему ты позволил Первому городу пасть под гнетом Пагубы, – произношу я. – Из мести.

– Да. Но моего богатства было Нахле недостаточно. Чтобы я никогда не смог оспорить злодейское воровство ее народа, она забрала мое волшебство, бросила меня обездоленным и бессильным.

– Как? – спрашиваю я с любопытством, подаваясь ближе. – Что было источником твоей силы?

– Моя корона.

Мои глаза расширяются. Я вспоминаю неземную корону с тремя зубцами, которую он носил в воспоминаниях. Вот почему он так остро реагировал на оскорбление и требовал, чтобы я никогда не называла его королем без короны.

– Прости, Кайн. – Поколебавшись, я все же протягиваю руку и слегка сжимаю его ладонь. – Если отбросить мои чувства по поводу Первого города, ты не заслуживал такого отношения. Что случилось с Нахлой и ее людьми?

– Полагаю, они все со временем умерли, как положено людям, – отстраненно говорит он, глядя на мою руку в своей. – Я ушел, после того как она украла у меня все. А потом появились Поглощающие пески, и я оказался в ловушке, брошенный бесцельно бродить по Сахиру.

– Мне жаль, – повторяю я. – Я бы никому не пожелала такой судьбы.

Я тяжело вздыхаю, мыслями возвращаясь к Тахе:

– Хотя, боюсь, нас всех может постигнуть участь похуже. Таха сказал то, что может оказаться правдой… мы обречены.

– Он имел в виду харроулендцев, – говорит Кайн.

– Да. Но что, если он прав? – Я прижимаюсь спиной к перилам. – Мы не знаем истинных пределов их могущества. Из того, что я успела увидеть за короткое время, у них впечатляющая военная сила на море и на суше, а те в их рядах, кто не предан делу добровольно, слишком боятся ослушаться приказов.

Кайн пожимает плечами:

– А вы, сахирцы, владеете волшебством.

– Которое могут использовать лишь те, кто посвящен в Орден чародеев. Не все наши воины – чародеи, они должны проходить отдельную, более сложную подготовку. А харроулендцы? – Я качаю головой. – Похоже, что все их мужчины и юноши – воины. Все знакомы с войной и сражениями. Это основа их общества, хотят того простые люди или нет. Они этим живут и дышат.

– А вы, сахирцы…

– Не надо. – Я смотрю на здание в доках, разрушенное сражением; его обломки окрашены мечтательно-оранжевыми рассветными отблесками. – У нас не было подобных войн тысячу лет. Десятки наших деревень разбросаны по Сахиру, в них живут земледельцы, охотники, пекари, ткачи и повара. Не воины.

Я смотрю на брата и Фариду, спокойно любующихся рассветом.

– Там, на корабле, Афир сказал, что Глэдрик все чаще проводит встречи со своими военачальниками с тех пор, как узнал о волшебстве… они говорят о вторжении.

– Ты действительно боишься, что Сахир может пасть под их мечом? – произносит Кайн.

– Да. – Тревога пронзает меня насквозь, обвиваясь вокруг сердца. – Они разграбили все на Дороге пряности. И в конце ее нашли пряность, непохожую ни на что другое. И если они обрушили такую силу на город, в котором нет волшебства, только представь, какую силу они обрушат на нас, чтобы победить. Представь, что сделает с ними мисра. Их нельзя будет остановить. – Я смотрю на Кайна. – Единственная причина, по которой Глэдрик не ухватился за возможность пересечь Пески уже сейчас, – это потому что они еще не совсем готовы. Но как только они… Я смотрела этому человеку в глаза, Кайн. Он хитер и безжалостен. Такое сочетание может стереть целый мир, если не уничтожить Глэдрика.

– Не сомневаюсь, – отзывается Кайн. – Но что ты предлагаешь?

– А что я могу предложить? Мы должны предупредить Совет и молиться, чтобы у них был ответ. Хотя, боюсь, какой бы ответ они ни дали, это будет не то, что нам нужно.

– Что нам нужно, – тихо повторяет Кайн и закусывает губу, крепко сжимая поручень. – Сейчас я должен рассказать тебе правду. Мы с Афиром… у нас был план.

Я пристально изучаю его, хотя по его гладкому как шелк лицу ничего невозможно прочесть.

– План, о котором говорила Фарида. В чем его цель?