— Твой друг-чародей знает о нас не больше тебя, Ныряльщик Зезва.
— Заткнись.
— Конечно.
Закапал дождь, сначала слабый и робкий, но вскоре целые потоки воды летели на мостовую и крыши, потекли вниз по кривым сточным трубам, зашипели водоворотами в канавах. Промчался одинокий всадник, судя по одежде — рмен. Зезва провожал силуэт взглядом, пока тот не скрылся в пелене ночи и дождя.
— Даже не думай, — проговорил Снеж тихо. — Не выйдет.
Зезва резко повернулся.
— О чем ты?
— Сейчас ты воображаешь, что раз дэвы имеют что-то против змееголовых, то можно будет использовать их вражду. Вражду, на первый взгляд, совершенно непонятную. Для дэвов человеческие склоки — пустой звук. Они с радостью прикончат любого человека, попавшего в их лапы. И я их прекрасно понимаю.
— Еще бы, — скривил губы Зезва. — Видел я уже дэвов.
— Вот как? — Снеж не смог скрыть интереса. — И где же?
Но человек лишь молча покачал головой в ответ, давая понять, что ничего рассказывать не будет. Рвахел долго всматривался в упрямо нахмурившегося Ныряльщика, затем улыбнулся и принялся играть ножами. Этот человек не будет лгать. Странно для человека.
Зезва помнил про дэва Ноина, обратившегося в камень. Чуд из веретена, подвластный темной сущности Вайны, пожертвовал собой, но не убил человеческого ребенка. "Способен ли я на такое? — думал Ныряльщик, прислушиваясь к барабанному бою дождевых капель. — Пойти на смерть ради другого?"
Со скрипом раскрылось окно, и с гулким "э-э-э-х!" вниз полетело содержимое ночного горшка. Зезва поморщился, отступил вглубь арки. Сонный голос сверху смачно выругался. Ставни захлопнулись.
— Вы даже трубы для вывода нечистот подвести не в состоянии, — сказал Снежный Вихрь, — а собрались дэвов использовать. Вот у ткаесхелхов до войны с человеками было всё — прекрасные города, водопровод, канализация, освещение на улицах. Но победу одержали человеки. К сожалению.
— А твои сородичи, — огрызнулся Зезва, — наверняка за остроухих воевали? Вместе с ними людей живьем на крюки подвешивали в священных лесах? А, курвин корень? Прогресс защищали, не так ли?
— Мои сородичи, — очень тихо проговорил рвахел, — ни за кого не воевали. Они не вмешивались.
— Ах, ну, конечно, дуб мне в зад, конечно! Да как ты…
— Я? — повысил голос Снеж. — Мы? А, может, все-таки вы, мзумец? Вечно суетитесь, ищете, боретесь. Саму Грань изучить вознамерились! Кем вы себя возомнили, человеки? Повелителями сущности и природы? Или властителями судеб всего живого? Живете от силы семь десятков лет и думаете, что подчинили этот мир? Да вы просто пыль. Ветер подует, и нет вас! Дождь пройдет, и даже запах ваш улетучится навсегда, смоется водой! Пыль и прах, клянусь Бураном!
Зезва заскрежетал зубами от злости и даже взмахнул руками, но продолжить разговор они не успели. Из шума и брызг явилась фигура теневика. Агент молча кивнул пунцовому от ярости Зезве, неприязненно покосился на Снежа и так же безмолвно исчез в темноте. Ныряльщик шумно втянул воздух носом, набросил капюшон и нырнул в ночную темень. Прежде чем последовать за своим спутником, рвахел совсем по-человековски пожал плечами.
Дождь усилился, быстро превращаясь в ливень. Со стороны моря налетал озорной ветер, не холодный, но очень сильный. Потоки воды хлестали по мостовой. Зезва и Снеж быстро прошли через безлюдную, непривычно тихую Площадь Брехунов, обогнув базар и обходя стороной старый цвинтарь. Возле старого покосившегося забора, окружавшего кладбище, они переглянулись, но продолжили свой путь, не проронив ни слова. Пару раз Зезве чудилось, что кричит за спиной птица Тушоли, а из черной пасти склепа на него смотрит царь темных квешей Амкия. Ныряльщик ускорил шаг. Ему не хотелось вспоминать. Цветок Эжвана, Атери и огненный цветок, расцветающий над головой девушки… Курвова могила!
— Просто не думай, — посоветовал Снеж. — Прошлое цепляется за твою душу и не отпускает.
— Все восьмирукие такие болтуны?
— Не все.
— Замечательно.
Кладбище давно осталось позади, а Зезва все так же хмуро шагал вперед, не оборачиваясь. Но он знал — рвахел рядом, Ныряльщик словно ощущал его бесшумные шаги. Так, что это у нас?
— Море, — тихий голос Снежа едва пробился сквозь шум ливня. — Штормит.
Зезва нехотя кивнул. Слух рвахелов намного острее человеческого; Снеж услышал шум волн, несмотря на дождь и порывистый ветер.
Они углубились в неухоженный виноградник, что кривой саблей упирался в пляж. Запах моря, ветер, и темное строение, выросшее на дороге. Зезва бросил быстрый взгляд на заколоченные окна и кучу мусора во дворе, высившуюся за развалившимися воротами. Виноградник когда-то принадлежал обитателям этого жилища. Душевничий дом, хозяева ушли в Ашары или Даугрем. Да, теперь Даугрем в руках мятежников.
Снеж поднял руку, замер. Бормоча ругательства, Зезва пригнулся, прячась за огромным мокрым валуном. Что еще учуял этот восьмирукий? Ветка неухоженной лозы больно хлестнула по лицу. Рвахел напряженно всматривался в темноту. Ревели волны, прибой гремел, разбрасывая неистовые брызги. Некоторые из них долетали до притаившихся за камнем человека и рвахела.