Дорога сна

Леон с равнодушным видом пожал плечами, стараясь не показать облегчения, вызванного осознанием того, что его решили оставить в живых. Он пошевелил затёкшими кистями, незаметно подёргал верёвку — она была прочной, с мудрёными узлами, нечего было и пытаться порвать или развязать её. Леон подтянул к себе ноги, потом снова вытянул их, потянулся, осторожно прислонился спиной к дереву, стараясь не задеть его затылком, и пристально посмотрел на Чёрного Жоффруа.

— Тот нищий, о котором упоминала Аврора, — медленно проговорил он. — Высокий, худой, с чёрной бородкой, опирается на костыль… Это ведь были вы, верно? Вижу, ваша хромота чудесным образом исцелилась.

— А вы догадливы, — разбойник негромко рассмеялся. — Да, тот нищий и в самом деле был я. Люблю, знаете, следить за всем лично. У церкви можно подслушать много интересных разговоров. Никто ведь не догадается, что жалкий хромой попрошайка у церкви — предводитель разбойников, наводящий ужас на всю округу!

— Аврора Лейтон догадалась, — мрачно ответил Леон. — Вы показались ей очень подозрительным нищим. Возможно, она даже поняла, кто вы такой на самом деле.

— Умная женщина, — кивнул Чёрный Жоффруа. — И она задавала правильные вопросы. Я знаю, что вызвал у неё подозрения, но не было другого способа привлечь чьё-то внимание к этому убийству, которое все считают делом наших рук. Внимание кого-то, кого будут слушать. Кого-то знатного, с незапятнанной репутацией. Надеюсь, мадам Лейтон не забыла о моих словах?

— Не забыла, — сквозь зубы проговорил Леон. «Она только о деле Люсиль и думает», — добавил он мысленно и внимательнее присмотрелся к атаману. Тот был, пожалуй, одного с ним возраста или ненамного старше. Маска скрывала половину его лица, но глаза в прорезях блестели живо и ярко. Чёрный Жоффруа был красивым, сильным и статным мужчиной, получившим хоть какое-то образование и воспитание, как показывали его слова, неглупым, как показывали его действия. Он мог бы многого добиться в рядах гвардейцев… или в рядах королевских мушкетёров.

— Вы ведь из дворян, верно? — негромко спросил Леон. Злость исчезла из его голоса, уступив место задумчивости, и чуткий слух Жоффруа это различил.

— Из дворянства у меня осталось только имя, с которым я давно расстался, и шпага, с которой я не расстанусь до самой своей смерти, — с горькой усмешкой ответил он. — Увы, мои достославные предки не оставили мне ничего, кроме долгов.

— И вы не нашли другого способа заработать денег, кроме как заняться разбоем и убийством?

— Так получилось, — атаман усмехнулся ещё печальнее. — Не этим я мечтал заниматься, когда был юношей, но не всё в жизни получается так, как мы хотим, и далеко не всегда Фортуна поворачивается к нам лицом. Вам, должно быть, непонятны мои терзания, ведь вы, как я слышал, много лет отдали службе на благо короля.

Леону в его голосе послышались укоризненные нотки, и он, не зная зачем, буркнул:

— Не думайте, что эта служба была легка и приятна. Мне пришлось совершить много такого, о чём я впоследствии пожалел.

— О, я ничего такого и не думал! — возразил Чёрный Жоффруа. — Не зря вы покинули службу при дворе и отправились в наши дикие края. А я… как говорят мои молодцы, Франция, король и господин Кольбер отбирают у нас всё подчистую, так неужели мы не можем вернуть себе хоть часть из отобранного?

Леону слишком хорошо был знаком нрав Кольбера, который не могли стереть из памяти ни время, ни вино, и ответить ему было нечем, поэтому он ограничился язвительным замечанием:

— Вы, должно быть, самые настоящие благородные разбойники из баллад? Грабите богатых и щедро раздаёте деньги бедным, так?

— Вы можете мне не верить, но порой мы и впрямь помогаем местным — не всем, конечно, но тем, кому особенно туго приходится, — спокойно сказал Чёрный Жоффруа. — Но я не буду притворяться святым — на наших руках немало крови. Но что бы вы обо мне не думали, готов до последнего стоять на одном: ни я, ни кто угодно другой из моих людей не лишали жизни невинную девушку.

Он снова поклонился и зашагал прочь. Чуть отойдя, он что-то коротко приказал одному из разбойников, и тот, подойдя ближе к дереву, у которого сидел связанный Леон, с суровым видом встал возле него. Леон понял, что в ближайшее время у него нет никакой возможности выбраться отсюда, и, устало прислонившись головой к дереву, закрыл глаза. Сидеть на холодной земле было не особенно приятно, тело время от времени пробирала дрожь, щека касалась шершавой коры, где-то высоко в кронах шумел ветер, но Леон не выспался этой ночью, усталость брала своё, и вскоре он провалился в сон.