У меня затряслись плечи. Я уже не мог сдержать громкий смех, вырвавшийся из меня. Я слишком долго терпел. Губы Родел растянулись в улыбке. И вот мы уже согнулись над столом и хохотали до боли в ребрах. Вокруг нас вежливые посетители держали в руках сэндвичи и смотрели на нас как на сумасшедших.
– Нет. – Я покачал головой, когда официантка наконец решилась подойти к нашему столику с чайником. – Мне кофе.
Наконец-то я мог его пить. Теперь мне больше ничто не могло его заменить.
Родел сделала заказ и грустно посмотрела на меня.
– Я люблю, когда ты смеешься. И знаешь, что удивительно?
– Что?
– То, что мы тут сидим с тобой и смеемся, а год назад мы потеряли в этот день Мо и Лили.
Мы молча сидели, держась за руки и находя утешение в этом.
– Сегодня я звонил Саре, – сказал я. – Мы не разговаривали с похорон Лили, но я знаю, что она тосковала по ней не меньше меня, и сегодня я почувствовал потребность поговорить с ней.
– И что?
Я покачал головой.
– Думаю, она никогда не простит меня за то, что случилось с Лили.
Родел ласково сжала мою руку.
– Люди будут любить тебя. Люди будут ненавидеть тебя. И это скорее их проблема, чем твоя.
Мы сидели в комфортном молчании, погрузившись каждый в свои мысли, пока нам не принесли еду.
По пути домой Родел подтолкнула меня к газетному киоску.
– Давай зайдем туда.
На стенах висели металлические значки и магнитики для холодильника. Возле кассового аппарата в стеклянной витрине выстроились в ряд фарфоровые куклы.
– Сейчас я вернусь. Подожди меня тут, – сказала Родел и отправилась в глубь магазинчика.
Я звонил ветряными колокольчиками, пока ждал ее.
– Готово! – объявила она.
Я оглянулся и замер. Ее лица было почти не видно за букетом из желтых воздушных шаров.
– Ты до сих пор держишь шары в своем кабинете? – спросила она.
– Некоторые люди любят ставить у себя цветы. Я люблю желтые шары.
– Ну, тогда пойдем. – Она схватила меня за руку и куда-то потащила.
– Куда мы идем? – Она неожиданно напомнила мне Лили, бегущую к моллу с воздушными шарами. У меня защемило сердце.
Над нами висели баннеры злополучных утиных гонок, когда Ро привела меня на один из каменных мостиков, перекинутых через речку. Толпы уже разошлись, лишь несколько туристов сидели на траве возле речки. Под летним ветерком качали ветвями буки, ивы и каштаны.
– Держи. – Родел протянула мне воздушные шары. – Это для Лили.
У меня перехватило горло, когда я взял их у нее. Я отсоединил три нитки и вернул ей три шарика.
– Для Мо.
В ее глазах заблестели непролитые слезы, но она улыбнулась.
– Давай вместе?
– Давай.
Мы отпустили шары и смотрели, как они уплывали в небо. В бескрайнее и бездонное, райски-голубое небо.
В моей груди что-то затрепетало, легкое, как перышко, а шары поднимались все выше и выше. Мне вспомнились последние слова Лили: «Я увижу тебя на той стороне».
– Я увижу тебя на той стороне, моя доченька, – тихо пробормотал я.
Родел обняла меня за талию, когда шары исчезли из виду. Я поцеловал Ро в макушку, и мы уже собирались уйти с мостика.
– Простите, сэр. – Тяжелая рука легла мне на плечо.
Я повернулся и увидел того же самого полицейского.
– Дайте-ка, я угадаю, – сказал я. – Вы нашли старинный правовой акт, согласно которому по воскресеньям нельзя пускать в небо воздушные шары.
Он протянул руку, выжидающе глядя на меня.
– А-а. – Я взял в руку резиновую уточку, которую нес под мышкой. – Мы и не собираемся пускать ее.
Он нахмурился.
– Правда. А что, нельзя? Даже в ванне?
Он кашлянул и кратко кивнул.
– Тогда ладно. Уносите ее отсюда.
Я дождался, когда он уйдет с мостика, и сжал игрушку, посигналив ему вдогонку.
– Джек! – Родел шлепнула меня по руке.
– Мы спасли одну уточку. – Я поднял на ладони пузатую птичку. – Нужно вернуть ее в естественную среду обитания.
Ванна с пеной.
Но только для уточки и Родел. Я не мог залезть туда, иначе выплеснется вся вода.
– Маленькая ванна, черт побери, – буркнул я, макнул губку в воду и потер Родел спину.
– Никто не говорит, что любить легко. – Ро положила голову на край ванны и посмотрела на меня.
– Ты говорила о большой любви. – Я повторил слова, сказанные ею на качелях в ту ночь, когда мы вернулись из Ванзы. – Об огромной. – Я провел губами по ее лбу. – Но обошла вниманием часть бытия, касавшуюся маленьких помещений.
Ее смех напомнил мне яркие, веселые одуванчики на поле. Я не мог им насытиться. Я готов был пойти на что угодно, лишь бы слышать его вновь и вновь.
Она снова села и спокойно продолжила:
– Я скучаю по Танзании.
– Какие проблемы? Сели в самолет – и там. Ты только скажи. Мы можем слетать туда в любое время. – Я полил воду на ее намыленные плечи.
– Нет. – Она остановила мою руку. – Я не об этом говорю. Сегодня, когда ты выпускал те шары, я поняла, что ты был со мной, а тебе нужно было стоять под тем деревом. Возле могилы Лили. Если бы тело Мо было найдено, я бы хотела быть рядом с ней. Но у меня нет такой возможности, а у тебя есть. И дело не только в могиле Лили. Там лежат твои родители, твой дед, вся твоя семья.
– Родел, давай больше не возвращаться к этому. – Я занервничал.