Дорога в Омаху

– Я достаточно нагляделся за свою жизнь на таких, как ты, Мики Ха-Ха, – отозвался равнодушно Крошка Джо. – И могу сразу же определить, кто способен на подобное, а кто – нет… Вы – те, кого называют настоящими солдатами, – в случае волнений в Бруклине спокойно обрушите удары на головы нарушителей спокойствия, будто то – сковороды для пиццы, но, оставшись с кем-либо один на один, постараетесь не брать греха на душу, если только у вас не будет исключительно сильных побудительных мотивов к насилию.

– Черт побери! – взревел Хаукинз, поднимаясь с угрожающим видом со стула. – При чем тут грех на душу, если у меня нет той души, о которой болтаешь ты?

– Если бы ее не было у тебя, меня бы кондрашка хватил от ужаса, а я, как видишь, испуга не ощутил… Ты как facsisti из Салерно, дававшие шороху в самом Риме. Я был тогда еще глупым щенком, но что к чему понимал… Когда я попадал к ним в руки, то крику было предостаточно, и все сводилось к одному: «Esecuzione!»[91]. Потом между нами завязывалась беседа, в ходе которой они приходили к выводу: «Non me ne importa un belin niente», что означало примерно следующее: «К чему все это: война-то окончена!», – и отпускали меня. А многие из них были самыми отпетыми негодяями в итальянской армии.

– В армии?.. Солдатами?.. Из Салерно?.. Так ты был?..

– В Четвертой армии, Марк Кларк… Думаю, мы одного возраста, только ты выглядишь получше. Как я и сказал, мне в ту пору не хватало ума, а потому они и раскусили, что я могу говорить по-итальянски лучше, чем их переводчики. И в результате меня обрядили в гражданскую одежду, повысили в звании до лейтенанта, поскольку полагали, что жить мне осталось от силы день-полтора, и отправили на север на радиоточку, чтобы я передавал им соответствующую информацию. Работа не бог весть какая. У меня было все, чего я хотел: деньги, шлюхи и вино. Ловили же меня всего три раза, но об этом я уже говорил.

– Джозеф, – воскликнул Хаук, – так мы же с тобой товарищи!

– Если ты – чертов гомо, то лучше не касайся меня, Мики!

– Нет, Джозеф, я не гомо, а генерал.

– Это я знаю, парень.

– А ты – лейтенант.

– Это не имеет больше никакого значения. Тем более что стоило только моему начальству разыскать меня в нескольких милях к северу от Рима, в Вилла д’Эстэ, где жил я совсем недурно, как я тотчас же был разжалован снова в рядовые: для вас, дерьмовщиков, я уже не представлял никакого интереса.

Зазвонил телефон. Маккензи взглянул на аппарат, затем – на рядового Маленького Джозефа, и так – несколько раз. Потом все же взял трубку.

– Временная ставка! – заревел он.

– Я настроен не столь воинственно, как вы, – заметил Арон Пинкус. – И тем не менее докладываю: ваши адъютанты в боевой готовности. Выяснили вы то, что следовало бы нам знать?

– Боюсь, что нет, командир: он добрый старый солдат.

– Я не вполне понимаю суть вашего заявления. Значит ли это, что мы должны подождать?

– Именно так, командир!

* * *

Три боевые машины с мемориального поста Пэта О’Брайена промчались по Кларендон-стрит и, лихо накренившись на повороте, остановились, как и было условлено заранее, в квартале от отеля «Времена года». Бойцы собрались у головного броневика. Совещание перед решающим наступлением открыли братья Даффи – те самые, до которых не удалось дозвониться по телефону, поскольку оба они, поцапавшись слегка со своими женами – родными сестрами по воле рока, – пребывали с раннего утра в баре при посте.

– Черт возьми, я уверен, что церковная заповедь запрещает делать то, что сделали мы, а, Пити? – воскликнул седовласый брат Даффи, как только все были в сборе.

– Однако мы уже сделали это – еще тридцать лет назад, Бобби!

– Они же сестры, Пити! А мы – братья…

– Но они ведь – не наши сестры, Бобби…

– И все же мы – братья и сестры… Я думаю, в этом есть что-то такое, парень!..

– Может, заткнетесь вы оба? – не выдержал Гарри Миллиган, назначенный попавшим в аварию Билли Джиллиганом командиром маленькой бригады. – Вы слишком рассопливились от пьянства, чтобы участвовать в боевых действиях. А посему я приказываю вам находиться в дозоре.

– И чем же должны мы там заниматься? – полюбопытствовал не вполне твердо державшийся на ногах Бобби Даффи и провел рукой по воображаемым волосам на лысой голове. – Откуда тут кислокапустники?

– Речь не о них, Бобби! А о тех грязных ублюдках, которые хотели бы прострелить сердце нашему великому генералу!

– А как они выглядят, Гарри-малыш? – спросил Питер Даффи, широко раскрывая покрасневшие глаза. Вцепившись рукой в зеркало заднего вида, он машинально отогнул его вниз, да так, что больше уже оно не могло служить своему прямому назначению.

– Откуда же мне знать, Пити? – ответил командир. – Я только думаю, что при виде нас они удерут отсюда со скоростью ветра в Донеголе.

– А как мы выйдем на них, Гарри-малыш? – промолвил Бобби Даффи сквозь икоту и дважды повторившийся приступ отрыжки.