Дорога в Омаху

— Учитывая все то, что я рассказал уже вашим коллегам о кое-каких странностях в связи с нашим заданием, мне придется вновь вернуться к шестому чувству, которое я только что отказывался принимать в расчет, поскольку оно, не будучи в своей основе одним из расовых отличий, ориентировано не на расовый вопрос как таковой, а на несколько иные, — в данном случае на коррупцию, или, точнее, коррумпированность правительственных кругов, примеров чему немало. То, что это так, подтверждает и следующий случай из моей биографии. Один влиятельный человек из Комиссии по контролю над вооружениями, нажав на боннские судебные органы и заключив со мной сделку, сумел извлечь мой черный зад из немецкой тюрьмы, где он пробыл бы пятьдесят лет, затянись это дело еще хотя бы на месяц. И — никакого шума, стало внезапно так тихо, что если бы мы захотели услышать хоть что-то о химическом заводе, то или пришлось бы удовлетвориться воркованием горлицы — единственного существа, не хранившего молчания. Мой же срок был сокращен до пяти лет, и если бы я держал рот на замке, то, по всей видимости, отсидел бы лишь год. И не говорите мне, что там не пахло жареным.

— Но вы не выполнили условия сделки, хотя они для вас были исключительно выгодны, — произнесла осуждающе Дженнифер.

— Я же не добровольно, а вынужденно пошел на эту сделку... Мне не доставляло особой радости быть единственным чернокожим в немецкой тюрьме, значительную часть обитателей которой составляют бритоголовые маньяки, только и ждущие воскрешения Адольфа из мертвых.

— Простите, я понимаю вас: у нас тоже развито шестое чувство.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — попросил Ред наемник. — Когда я смотрел по тюремному телевидению все эти фильмы о пострадавших от химикатов, которые я разрабатывал, мне было стыдно за себя.

— Продолжайте, продолжайте, полковник...

— Ради Бога, прекратите, адвокат: я же не полковник.

— Это у меня вырвалось случайно, — проговорил торопливо Дивероу. — Я просто хотел спросить, что бы вы делали в тюрьме пятьдесят лет, если нормальному человеку не выдержать и пятидесяти минут в компании бритоголовых.

— Вопрос не имеет практического значения, хотя частичным ответом на него служит тот факт, что сперва я нашел рациональное решение, позволившее мне выбраться из немецкой тюрьмы, а затем удрал с Романом Зет. И довольно об этой чепухе, парень!

— И вы полагаете, что нечто, подобное тому, что обрушилось на вас, ныне угрожает и генералу Хаукинзу? — спросил Арон, подаваясь вперед в своем кресле. — Во всяком случае, в пользу этого предположения свидетельствует та программа теленовостей, которую мы только что видели.

— В ответ на ваш вопрос скажу вам следующее. Во-первых, я никогда не поверю — просто не смогу поверить, — чтобы Нобелевский комитет учредил вдруг премию «солдату века». Во-вторых, уже из одного того, что так называемая делегация Нобелевского комитета прибыла самолетом не куда-нибудь, а в Бостон с его аэродромом, единственным на весь район, в котором вы подвергались в последнее время нападению, мы можем сделать заключение, что за вами следят с помощью новейшей техники, имеющейся в распоряжении секретных служб. И, в-третьих, те четверо психов, что пытались захватить вас в Хуксетте, содержались в тюрьме строгого режима и, как догадываюсь я, не смогли бы подкупить ни одного охранника. То, что они из каторжной тюрьмы, вы и сами поняли по клейму прачечной на белье, — например, на внутренней стороне брюк, — что и позволило вам отослать мерзавцев в мешках для трупов назад, в место их заключения.

— Чертовы кретины! — загремел Маккензи Хаукинз. — Наш гостинец тюремному начальству — это лишь цветочки!.. Но кто-нибудь объяснит мне все же, о чем мы тут толкуем?

— Мы просветим тебя чуть позже, Мак, — отозвался Сэм, держа руку на плече Сайруса, к коему он тут же и обратился: — Если я вас правильно понял, нам необходимо выяснить, кто стоит за этой операцией. Не так ли?

— Так, — согласился наемник. — Потому что, возможно, нападение на вас в Нью-Гэмпшире организовано тем же лицом, что придумал и трюк с делегацией. Но на этот раз оно зашло уж слишком далеко, а посему и стало уязвимым.

— Что позволяет вам сделать такой вывод? — поинтересовался Пинкус.