Дорога в страну четырёх рек

Андрей начинал понимать, что вся его теория театрального действа рассыпается как карточный домик. Что не все так просто, как он себе объяснял. И уж тем более карнавал в Рио или Венеции и пасхальный крестный ход — явления диаметрально противоположные, а не одно и то же в разных выражениях и формах.

Сейчас он мог сказать о себе одно: его душа ликовала. Он жадно вслушивался в каждое слово, каждый возглас и песнопение. Андрей с упоением вдыхал запах ладана, смотрел на множество горящих свечей, и ему казалось, что в этом маленьком храме, затерянном среди лесов и полей, происходит главное действие на земле. Оно имеет прямое отношение к вечности — к той самой, неведомой и невероятной, необъятной для простого понимания вечной жизни. Что это было, наваждение или открытие истины? Он не знал, не думал над этим. Но понимал, что он наконец прикоснулся к тому, от чего не отказываются и от чего не уходят, — к сладости богопознания и богообщения. И все, что случится в его жизни в дальнейшем, будет происходить с ним посредством того, к чему он сейчас стал причастен.

Теперь не он был хозяином самого себя, как говорил ему недавно бес Ариман: его вел Тот, в Чьих руках держится все. Это осознание было для Андрея самым важным открытием, радостным и обнадеживающим открытием. Так обнадеживается человек, бродивший по пустыне, когда, не зная ни дороги, ни смысла своего пути, вдруг встречает на своем пути надежного проводника.

Уже на рассвете они разговлялись все вместе в маленькой комнатке в притворе храма. К отцу Стефану на Пасху приехало много гостей, в том числе из Москвы. Все подъезды к храму были заставлены машинами. Христосовались, поздравляли друг друга. Люди ликовали и радовались. Затем разошлись и разъехались отдыхать по домам. Андрей вновь заснул в горнице, которую ему любезно предоставил отец Стефан.

Встали поздно. Матушка уже накрыла на стол. Продолжалась пасхальная трапеза. На столе, посапывая, стоял легендарный батюшкин самовар. Дети, два мальчика и девочка, умытые и причесанные, чинно сидели за столом.

— Андрей, мы тебя заждались завтракать, иди скорее к столу. Христос Воскресе, — радостно произнес отец Стефан, увидев своего гостя неловко топчущимся в дверях.

На столе царило изобилие: здесь были и творожная пасха, и традиционные куличи, горячие, только что испеченные оладьи с густой деревенской сметаной, ароматная буженина, салаты, мясные закуски, домашний паштет.

— Воистину воскрес, — произнес Андрей, усаживаясь за стол.

— Во-скре-се, — по слогам повторил батюшка. — Принято говорить «Воскресе».

— Исправлюсь, — весело ответил Андрей.

— Ну что? Ищем твою Олесю? Тебе пора к ней ехать. Думаю, что сразу от меня и поедешь.

— Как? — воскликнул Андрей. — Вот так, в твоих галошах, ехать к девушке?

— Ишь, жених нашелся, — засмеялся батюшка. — Вот в галошах и поедешь, а ты хотел домой заехать и в ботиночки из крокодиловой кожи переобуться?

— Ну, не из крокодиловой, — растерялся Андрей. — Но переодеться-переобуться-то надо.

— Ты кушай, кушай и слушай, — наставительно продолжил отец Стефан. — Пока ты спал, я узнал, где она сейчас. Этот монастырь всего в пятидесяти километрах от нас. Так что за ботиночками из крокодиловой кожи тебе лучше не заезжать. К тому же после Пасхи она должна вернуться в Москву, а это, сам понимаешь, не в твоих интересах.

— Степ, а как ты узнал? — Андрей даже забыл про еду.

— Элементарно, Ватсон, это дело техники. Позвонил ее духовнику отцу Михаилу и все узнал. Так что собирайся и езжай. Только доешь все, а то моя матушка грозная, из-за стола не выпустит.

Матушка, как всегда, прыснула от смеха, прикрыв рот ладошкой.

Глава 60

Они долго жали на кнопку звонка. В темном дворе не было заметно никакого движения. Храм был закрыт, в церковной сторожке, где должен был ночевать смотритель, не горел свет.

— Может, там нет никого? — засомневалась Жанна.

— Гриша должен быть. Он почти постоянно здесь дежурит в последнее время. У него в семье тяжелая ситуация. Родители не поняли и не приняли его приход к вере. Скандалы начались постоянные, особенно со стороны матери. Он мне как-то жаловался, что дома находиться почти невозможно. Гриша туда ездит, конечно, но только днем — помыться, одежду взять, книги. А так он здесь почти все время. На игру только иногда уезжает. Он из нашей команды, кстати, очень толковый парень. Спит, наверное, может, устал.

— Тоже мне, сторож называется, — в сердцах сказала Жанна. — Если дрыхнет, что это за сторож? Может, через забор? — предложила она.

Игнатий стал оглядывать забор, где ограда пониже. Но в окне сторожки наконец вспыхнул свет. Дверь открылась, и заспанный голос крикнул:

— Эй, чего нужно? Кто там ломится среди ночи?

— Гостеприимный мальчик, — язвительно прошептала Жанна.

— Гриш, ты? Это я, Игнатий!

— Игнатий Алексеевич! — Дверь распахнулась, и на дорожку выбежал худенький паренек, на ходу просовывая руки в рукава куртки.

— Какими судьбами, среди ночи? — удивленно спросил Гриша, отпирая калитку и пропуская незваных гостей.

— Знакомься, это Жанна.