Дорога, ведущая вдаль

— Папа, я не думаю, что это вопрос, который мы должны с тобой обсуждать. Мы с ней встречаемся.

— Я понял. И хочу поговорить с тобой именно об ответственности.

— Это лишнее. Она же тебе симпатична?

— Нет, не лишнее. Отца не перебивай.

— Папа, я вышел из возраста, когда нуждался в воспитании.

— Ты приехал ко мне именно потому, что моего воспитания тебе не хватало. Так что, терпи. Увы, я не мог воздействовать на тебя вовремя. Но мою жизненную позицию и мои принципы ты знать должен.

— Согласен, только не дави. Ты слишком авторитарен.

— Я глава семьи.

— Знаю, я не привык, — Данил улыбнулся, и в его глазах пробежали искорки, — но я привыкну. Мы же можем разговаривать и отстаивать своё мнение?

— Конечно. Выслушай меня по поводу Тани. Можешь со мной согласиться, можешь — нет. Но выслушай.

— Папа, это не увлечение, она мне не просто нравится. Это большее, понимаешь? И кстати, я не девственник. Не с Таней, нет, раньше, но у меня были отношения, и мне есть с чем сравнивать.

— Хорошо. Я не против чувств и не против Тани. Я о другом. Она старше тебя, причём значительно старше. Она в том возрасте, когда нужно определяться, искать, с кем пройти жизнь и с кем не страшно встретить старость. Что можешь ей дать ты? Ничего, кроме обещаний. Ей семья нужна. Ванечка должен отцом кого-то называть. Ты способен быть отцом?

— Ты хочешь сказать, что я ем её время? Её молодость?

— Да, ты ешь её жизнь, говоря твоим языком. Что ты ей можешь предложить? Семью? Ты способен её обеспечить? Или ты сядешь ей на шею?

— Через шесть лет…

— Через шесть лет ей будет тридцать.

— Ты хочешь, чтобы я уехал?

— Нет.

— Папа, почему ты всё меряешь деньгами и возрастом?

— Потому что я зарабатываю деньги и знаю, что сколько стоит. И потому, что у меня позади жизни гораздо больше, чем впереди.

— Я не понимаю, я многого не понимаю. И иногда начинаю жалеть, что вернулся сюда. Там я мог жить самостоятельно и не зависеть от твоих денег.

— Ты хотел быть с отцом, то есть со мной, или я не прав? Но у тебя всё ещё есть выбор.

  Володя прошёл в свою комнату. На душе было невероятно паршиво.

Часть 24

 С утра пораньше Даня отправился на кухню кофе выпить. Где и столкнулся с Марией Юрьевной. Бабулька ему определённо нравилась, хотя его собственную, любимую бабушку напоминала слабо, разве что морщинками у глаз.

— Доброе утро! — поздоровался он с ней.

— Доброе, кому как доброе. Я тебе что сказать хочу… Понимаю, что права не имею, что лезу куда не просят. А сказать хочу.

— Говорите.

— Тебе очень повезло с отцом, парень. Такими отцами не разбрасываются. Вову беречь надо. Понимаешь? Хотя откуда тебе понимать. Ладно, извини. Пойду я к себе.

Даня остался в недоумении. Достал турку, принялся готовить бутерброды, в надежде, что отец тоже вот-вот придёт завтракать. На кухне появилась одна Оксана.

— Доброе утро, Данечка. Прости, я заспалась что-то, сейчас всё сделаю.

— Да я уже сам. Ты не беспокойся. Хочешь, тебе кофе сварю?

— Спасибо! Ты смотри на занятия не опоздай, я тебе сейчас на такси денег дам, папа сегодня не везёт нас. Он позже будет, я Семёнычу уже позвонила.

— На вызове он?

— Нет, он уснул. Ночью приступ был. — Олежка стоял в дверном проёме и, насупившись, смотрел на Данила.

— Приступ?

— Голова болела, — строго глянув на сына, объяснила Оксана. — У него такое бывает, если не успеет купировать боль в самом начале, то потом всё сложнее. Посттравматическая энцефалопатия. Ничего, поспит и отойдёт. Олежа, Сашеньку буди, и давайте завтракать. Мне сегодня надо пораньше выйти.

Даня сам не понял почему, но вдруг почувствовал себя совершенно чужим. Выпил кофе, съел бутерброд. Олежка тоже пил чай, сидя напротив, но не проронил больше ни слова.

Оксана после завтрака убрала посуду, выдала всем, включая Данила, чистые выглаженные рубашки, а Дане ещё и халат в пакете.

 Вышли из дома они все вчетвером, мальчишки направились в школу, а Даня с Оксаной поймали частника. Ехать им было в одном направлении. Институт всего в паре кварталов от бюро.

Оксана этим утром разговаривать была совсем не настроена.

На лекциях Даня практически был и отсутствовал. Включил диктофон и погрузился в свои мысли. Реальность, в которой он оказался, совершенно не соответствовала его ожиданиям.

Он не смог стать самостоятельным и взрослым, каким хотел быть в свои восемнадцать лет. Наоборот, он стал излишне зависимым. А самое главное — ничего с этой зависимостью поделать не мог. Что безумно раздражало.

Раздражало совместное проживание с семьёй отца. Они все были нормальными и даже милыми, и любил он своих сводных братьев и сестру, и жена отца ему тоже нравилась. Ещё там, в Америке любил, но там он их не ревновал, а тут ревновал. Ему не хватало отца, о котором он столько мечтал. Столько, что почти придумал его. Только в реальности он не совпал с придуманным. И опять-таки, оказался не хуже, просто другим.

Безумно бесила материальная зависимость. Своим приездом он вогнал отца в жуткие расходы. И хотя ему никто слова по этому поводу не сказал, переживал Даня неимоверно. Но опять-таки ничего поделать не мог.