Дорога ввысь. Новые сокровища старых страниц. №6

Конечно же, оба на свой лад, они очень любили ребенка; но ни крестьянин со своим холодным, прак-тичным рассудком, ни вспыльчивая крестьянка совсем не понимали, каким мягким сердцем и нежной душой обладала Иоанна.

Если бы кто-нибудь увидел ее тем воскресным угром в теплом солнечном свете, ни за что бы не подумал, что у нее такое хрупкое здоровье. Она была довольно высокой для своего возраста, и на щеках ее лежал легкий румянец; однако внимательный наблюдатель тут же заметил бы, что румянец этот слишком отличался от голубовато-белых висков и лба. И потом, своеобразные складки вокруг губ и лихорадочный блеск детских глаз - все указывало на то, что это юное создание было хрупким и бессильным цветком.

- Ты готова, жена? - спросил крестьянин, надевая суконный пиджак.

- Готова ли я, - ехидно ответила крестьянка, - я была бы готова четверть часа тому назад, если бы не рассердилась на Яну с ее глупой болтовней, и потом -постоянно эти возражения! Я больше не могу их переносить!

Крестьянин, сразу же сообразивший, что его жена побранилась с одной из служанок, не стал ни о чем спрашивать и, взглянув на карманные часы, только сказал:

- Ну, нам пора!

- И все из-за этого Франса Ведера, этого бродяги, -не унималась крестьянка, - который напугал Яну, сунув ей в шляпу живую лягушку, когда она стояла у дерева.

- Мама, может ты зря рассердилась на Яну, может, она не виновата, а? - мягко спросила Иоанна. На что крестьянка язвительно ответила:

- Значит, дурочка Яна в своем глупом испуге должна была схватить молочник со стола и устроить скандал, если бы была змея вместо лягушки.

Она бросила гневный взгляд на мужа.

- А ты хорош, берешь нас прямо за горло, впуская в дом этих маленьких диких бродяг! Я думаю, Кеес, что это поистине глупо для того, кто везде слывет за умного!

Зуренбург ничего не ответил. Открыв дверь и выйдя наружу, он повторил своим обычным сухим тоном:

- Пошли, уже пора!

Молча шли они по пыльной дороге в деревенскую церковь, стоящую примерно в получасе ходьбы от От-тернхофа. Каждый из них погрузился в свои собственные мысли, и, судя по нахмуренным бровям и сжатым губам крестьянки, ее мысли мало отвечали светлой солнечной погоде и мирному пейзажу вокруг нее.

Внимание крестьянина сосредоточилось на его собственном огромном ржаном поле. Он размышлял, оставить этот участок под пар осенью или опять посеять озимые. Про себя он соображал, который из этих двух вариантов может принести ему наибольший выигрыш.

И кто бы мог сказать, не продолжал ли он и в церкви производить эти расчеты, пока неподвижно, обратив лицо к кафедре, казалось бы, слушал священника? Зуренбург был известен тем, что всегда внимательно следил за проповедью. Еще никому не приходилось видеть, чтобы он закрыл глаза, как некоторые, даже когда в церкви было очень тепло.

Молчала и Иоанна. Иногда она тайком поглядывала на мать. Кислое выражение ее лица огорчало ребенка.

Но когда немного позже Иоанна услышала Слово Божие, она забыла обо всем остальном. Внимательно слушала она притчу о добром пастыре, искавшем заблудшую овцу, и ее сердце наполнялось радостью, о которой не подозревали ни Кеес Зуренбург, ни его жена.

Он давно уже слыл бездельником, этот Франс Ведер, и та его выходка, что он учудил летним утром в Оттернхофе, когда подсунул зеленую лягушку в шляпу Яны, была уже не первой.

Франс Ведер - это тринадцатилетний парнишка, к несчастью, оставшийся сиротой. Его мать была родом из этой же деревни, и самые старые деревенские жители хорошо знали ее отца, сурового старого полевого сторожа, служившего еще под знаменами Наполеона. Вскоре после смерти старика его единственная дочь вышла замуж за некоего Ведера, который собирался в соседнем городке открыть продуктовый магазин. Это был гусарский вахмистр, оставивший службу по настоянию молодой жены.

Первый ребенок родился, когда они прожили вместе уже почти два года. Это был мальчик, и назвали его Франс. Прежде, чем маленький Франс научился бегать, родился второй ребенок.

Между тем жизнь текла своим чередом. И если бы у Виллема Ведера не было столько „доброжелателей", все бы и дальше шло хорошо. Но он не хотел отрываться от своих веселых товарищей, да и не мог, так как для этого ему не хватало силы, хотя внешне он и выглядел великаном.

Со вторым ребенком, слабенькой девочкой, в дом пришли заботы. Молодая жена Ведера с утра до вечера была на ногах. Конечно, муж помогал ей в магазине и выполнял поручения в деревне. Но все чаще выполнение этих поручений затягивалось надолго, хотя все могло было быть выполнено в самый короткий срок. И до вечера мать крутилась с двумя детьми одна. Потом приходил ее муж подышать немного воздухом, как он с улыбкой называл это, и так длилось довольно долго.

В таких условиях рос маленький Франс, предоставленный самому себе, поскольку его мать не имела времени, а отец - желания заниматься им. Лишь по воскресеньям, когда магазин закрывался, жена могла хоть немного заняться своими детьми, но эти короткие мгновенья нисколько не возмещали того, что упускалось неделями.