Дорогая Джозефина

Элиас кивнул, его нижняя губа дрожала. Последние две ночи он провел в кладовке, нанизывая на нитку цветки тростника. Он тайком пронес гирлянды в спальню Джозефины и развесил их на потолке, на мебели, на оконных стеклах. Этот жест казался незначительным, возможно, детским, но Элиас хотел, чтобы она знала: его руки всегда примут ее. Его душа никогда не остынет к ней. Его безопасное место – его дом – был и ее домом, и, куда бы она ни пошла, кого бы она ни любила, он будет обожать ее бесконечно.

Она была той радостью, которую он выбрал.

Мрак заставлял их сближаться, пока они не оказались лицом к лицу, почти касаясь друг друга. Элиас наклонился вперед и прижался лбом к ее лбу. Он провел пальцами по ее руке.

– Я не могу. – Джозефина положила ладони ему на грудь, чтобы удержать его на расстоянии. Она подняла голову, ее взгляд задержался на его губах. Между ними ничего не могло произойти. Элиас не стал бы рисковать ее честью. Он хотел поцеловать ее, но, если он поцелует ее один раз, он будет целовать ее снова, снова и снова, пока не вспомнит, как остановиться.

Джозефина зажала себе рот. Она плакала, пока они стояли в свете, исходившем из ее спальни, и каждый всхлип был признанием. Элиас прижался подбородком к ее волосам. Его тело болело, но осознание того, что на его чувства ответили, облегчало страдания от разлуки с ней.

– Спокойной ночи, мисс де Клэр. – Элиас обхватил ее руки и поцеловал их. Он отступил назад, его зрение затуманилось от слез. Заросли тростника были его клятвой. Он будет стоять рядом с Себастьяном у свадебного алтаря. Он будет навещать Джозефину по праздникам, играть с ее детьми, делать вид, что то, что произошло сегодня ночью, в темноте, было не более чем старой грезой.

Она была его дыханием. Он притянул ее к себе. И только потом позволил ей уйти.

Джози: Это было душераздирающе!!! :(

Оливер: Упс. Я, наверное, прочитал вперед.

Джози: Насколько вперед?

Оливер: Я остановился после сцены с балом. Читай дальше! Ты поблагодаришь меня позже.

Джози: Стоит ли оставаться в пекарне лишний час?

Оливер: ДА. Только не ешь больше булочек. Я готовлю суп для встречи нашего клуба.

Шестнадцать Роман

Себастьян и вдова де Клэр вернулись из Лондона за неделю до праздничного бала у Дарлингов – традиции, которую с нетерпением ждали местные и приезжие дворяне. Они дарили самые изысканные вещи. Себастьян подарил матери соломенную шляпку, обшитую шелком и тафтой, отцу – коробку сигар. Китти и Джозефине он подарил вышитые шали, Элиасу и Фитцу – бриджи из черной кожи. Вдова де Клэр также преподнесла подарки, но приказала не открывать их до Рождества.

С началом подготовки к балу Кадвалладер вновь ожил. Миссис Дарлинг покупала венки и гирлянды, ящики, полные подсвечников. Она отдавала распоряжения до тех пор, пока ее голос не охрип. Такое поведение заслуживало сочувствия, ведь все женщины понимали пользу гостеприимства, особенно когда оно распространяется на титулованных особ. А что может быть лучше для установления дружеских связей, чем веселье и все его безрассудства?

Приглашения отправлялись с посыльными. Меню было составлено, к большому неудовольствию миссис Кейперс, без согласования с ней. Они с Энн трудились на кухне с рассвета до заката, готовя индюшатину, фаршированную колбасой, щуку, фаршированную пудингом, и блюда не меньшей сложности. Конечно, для праздника требовалась и выпечка. Элиас помог Анне приготовить булочки с абрикосовым джемом, лавандовые лепешки и любимый торт миссис Дарлинг – штолен.

Чтобы удивить гостей, Дарлинги совсем отказались от своего скромного образа жизни. Они наняли целый штат слуг, музыкантов и исполнителей. Однако их тугие кошельки не смогли повысить привлекательность мероприятия, поскольку у представителей высшего класса уже давно вошла в моду экстравагантность.

Лорд и леди Уэлби прибыли в поместье за два дня до бала. После приезда леди Уэлби пожаловалась на мигрень и удалилась в свою комнату. Лорд Уэлби отправился на охоту, в то время как домочадцы возились с сервировкой стола.

Люди прибывали. Проходили часы. Работа не оставляла времени на переживания. Элиас был рад отвлечься. Если бы не его запрет на чувства, он мог бы обидеться на отца, не поприветствовавшего его, или часами размышлять о той ночи в коридоре, когда он признался Джозефине в своих чувствах. Сейчас он проходил мимо нее в том же коридоре, как мимо незнакомки. Он бормотал вежливые слова за ужином и обменивался бессмысленными взглядами во время послеобеденного чая.

Правила приличия защищали их, так говорил себе Элиас. Ему нужно было закончить уроки и думать о своем будущем, а не тосковать по девушке, помолвленной с его кузеном.