Дорогая Джозефина

Их разлука не будет длиться вечно. Они с Джозефиной договорились возобновить дружбу, как только эмоции утихнут. И все же, поступая правильно, он чувствовал себя виноватым.

В канун Рождества наступила суматоха и праздность. После наступления темноты в дом прибывали последние гости, их развлекали звуки струнных инструментов и последние хлопоты миссис Дарлинг. Все вели себя наилучшим образом, то есть лучше, чем можно было ожидать.

– На каждом шагу привлекательные женщины. О боже, как я тебе завидую, – сказал Себастьян. Он прогуливался по саду, разглядывая своих гостей – дам, одетых в тончайший муслин и атлас, украшенных меховыми палантинами, перьевыми плюмажами и нитями жемчуга.

– Мне? – ухмыльнулся Элиас. Он последовал за Себастьяном по гравийной дорожке, уставленной факелами, нос раздражали ароматы жареных орехов и сидра.

Как и ожидалось, Дарлинги превратили парк Кадвалладера в сад удовольствий. Между топиариями сверкали зеркала в полный рост, в которых отражались роскошные картины. Торговцы расположились на территории и предлагали угощения, а артисты жонглировали, вращали огнем и скручивали свои тела в узлы. Действительно, мероприятие больше напоминало цирк, чем бал.

– Да, конечно. Ты можешь выбирать. Я, конечно, больше не холостяк. Мое сердце принадлежит мисс де Клэр, – со вздохом сказал Себастьян. Он приостановился перед смотровым стеклом, чтобы поправить воротничок.

– Ты изменил свое мнение о ней? – Элиас сжал кулаки, пока с неба летели снежинки и осыпали его фрак.

– В Лондоне я прозрел, дорогой кузен. Прямо озарение снизошло. Я навсегда оставил свое ребячество. – Себастьян усмехнулся, его глаза прищурились, чтобы изобразить озорство. – Город преподал мне важный урок: у нас никогда нет выбора. Но даже к тому, что нам навязывают, можно… приспособиться. – Он закончил поправлять галстук. – Уверяю тебя, я вполне изменился.

– Хорошо. Я рад это слышать. – Элиас улыбнулся и сцепил руки за спиной. Он дрожал, пока они пробирались по лабиринту зеркал, его грудь ныла от такой острой боли, что он с трудом держался на ногах. Что стало причиной обращения Себастьяна к праведности?

А главное, что произошло в Лондоне?

Элиас остановился, когда они проходили мимо позолоченного зеркала. Его отражение с бледной кожей и нахмуренными бровями смотрело на него спокойно и неподвижно. Для бала он подстриг волосы, оставив темные локоны ровно лежать на лбу. Стрижка казалась неудачным решением, так как делала черты его лица чересчур выразительными. Скулы, оставаясь утонченными, торчали какими-то острыми углами. Весь он казался длинным и угловатым в приталенной одежде, которую дал ему Себастьян.

Человек в зеркале не был похож на лорда Уэлби. Он был новым.

– Тебе не помешает подружиться с улыбкой, Элиас. Женщины не любят парней с угрюмым лицом. – Себастьян усмехнулся и, вальсируя, направился к главному дому, его дыхание вилось вверх, как дым.

Элиас расправил фрак и двинулся сквозь снежный вихрь. Он топал туфлями по обледенелому гравию, каждый шаг ослаблял тревогу внутри. Он не хотел признавать свою злость на Себастьяна, не хотел представлять Джозефину с другим мужчиной. Но чувства и мысли не давали ему покоя.

Все это казалось странным – признание Себастьяна, его внезапная перемена мнения. Что бы ни произошло в Лондоне, у него появился план. Он намеревался сделать что-то связанное с Джозефиной.

Что именно, Элиас не мог сказать точно.

Кустарник стал реже, когда тропинка вышла из лабиринта топиария в сад, усеянный торговыми лавками и артистами. Элиас ускорил шаг. Он влился в реку гостей, плывущих между клумбами, их формы были скрыты под шерстяными плащами и накидками с капюшонами.

Холод сегодня казался другим, почти гостеприимным. Он не пронизывал до костей и не обжигал кожу. Он превратил парк Кадвалладера в замерзший оазис. С кустов роз свисали сосульки. Свет факелов мерцал на тонком слое снега, а из котлов продавцов шел пар, насыщенный запахом какао.

Элиас улыбнулся. Он должен принести чашку горячего шоколада для Джозефины. Она любила напиток со сливками и корицей, достаточно густой, чтобы на верхней губе оставались молочные усики.

Он замер на месте.

В нескольких ярдах слева от него под крышей покрытой инеем беседки стояла Джозефина в окружении аристократов. Она взяла у конферансье три шара и держала их в руках в перчатках. Затем подбросила шары, пытаясь ими жонглировать. Один за другим они упали в снег. Зрители аплодировали. Она сделала реверанс, смеясь так сильно, что у нее заслезились глаза.

В горле Элиаса застрял комок. Он смотрел, как Джозефина ловит языком снежинки. Он оставался неподвижным зрителем, наблюдая, как она очаровывает людей своими выходками. Он не хотел провести свою жизнь здесь, пока она стояла там. Его место было рядом с ней. Он должен был быть с ней.

Огонь вырвался изо рта артиста, пламя увеличивалось в размерах, сталкиваясь с воздухом. Элиас вздрогнул. Он взглянул на Джозефину, и его желудок сжался, когда она встретила его взгляд. Выражение ее лица смягчилось. Она улыбнулась и помахала рукой.