- Никто ничего. Мохарт привет передавал. Может, и сам скоро приедет.
Кривохиж слушал Катю.
- В окно гляди,- сказал он.- Меня так расписали что, чего доброго, и разлюбишь.
- Говори, говори... Сегодня я тебе все прощаю,- опять улыбнулась Катя.
- О! Надо воспользоваться этим.
- Посмотрим...
- Что еще у нас слышно?
- Хлопцы летают, воюют, а мы ждем их на стоянках.
Катя встала, прошлась по палате.
- Летают на плацдарм?
- В основном, на плацдарм.
Катя смотрела на стены из круглых строганых бревен, потемневших от времени, на марлевые занавески на окнах и никак не могла избавиться от тревоги, которая охватила ее еще позавчера, когда она узнала, что Кривохиж не вернулся из полета.
- Сколько фрицев без меня хлопцы сбили? - спросил он.
Сидит на койке, тихонько покачивается вперед и назад, хочет знать, что нового в полку. А разве может она все рассказать? Разве она поможет ему, с засыхающими ожогами на лице, если скажет, что в воздушном бою ранен летчик третьей эскадрильи лейтенант Хведорович? Совсем расстроит, если скажет, что в полку уже нет его друга, храброго летчика второй эскадрильи лейтенанта Петрова. В воздушном бою Петров сбил двух "фоккеров", однако и сам попал под трассу эрликоновских снарядов.
- Наша сбила... Вторая тоже... всего четыре, - сказала она.
- Кто из наших не вернулся?
- Хведорович вчера под вечер выбросился с парашютом. Подожгли его в бою. Над нашей территорией. Я не видела его. Рано вышла...
- Ты не волнуйся. Садись.
Легко сказать - не волнуйся! Хорошо успокаивать! Катя не то что волнуется, оставаясь на стоянке, когда Иван идет на боевое задание,- дрожит. Боже мой, чего не передумает, бывало, посматривая на западный край неба, откуда должны показаться свои самолеты! Ох, Иван, Иван...
Кривохиж даже и близко не представлял, о чем она сейчас думает. Помолчал, потом сказал, что сегодня ночью он несколько раз просыпался. Ему снилось, что она, Катя, плакала где-то рядом, звала его. Даже вставал с постели, глядел в окно.
Наклонившись, она потерлась щекой о его плечо, прерывисто вздохнула.
- Плакать-то действительно плакала, да не у тебя под окном, а в своей землянке...
- Нечего было делать. Тебе же Вихаленя все рассказал?
- Да. Однако сердцу не прикажешь. Хочу заснуть, заставляю себя, а не могу...
Спустя некоторое время она успокоилась, разговорилась и, когда санитарка принесла в палату обед, то они - Катя и Кривохиж - уже дружно заливались смехом.
- Весело у вас, Иван Иванович.
- Знакомься, Акилина, с землячкой, - сказал Кривохиж. - Со Случчины.
Поставив обед на стол, Акилина вытерла руки о фартук и радостно посмотрела на Катю.
- Откуда же вы родом?
- Из Замошья.
- Боже мой, а я из Мозолей... Шуляковского дочка. Может, слыхали Шуляковского?
- Бондаря?
- Ага.
Акилина обняла Катю, как сестру, поцеловала ее.
- Вот это случчанка!
- И еще бог войны,- улыбался Кривохиж.- Она у нас командует пушками. Слыхала, как позавчера стреляли наши летчики?
- Да. И видела, как падали немецкие самолеты.
- Это ее пушки били по немцам.
Теперь Акилина с интересом рассматривала Катю.
- Кто из вашей родни остался в Замошье?
- Мама.
- А отец на фронте?
Катя помедлила с ответом.
- Теперь известно, где наши отцы,- ответил за Катю Кривохиж. - За отцами пошли сыновья, дочери...
- Ваша правда. Только из одной нашей хаты трое на фронте: два брата и я, - сказала Акилина.- Когда же мы дойдем до Случчины?
- Наверное, весной.
- Скорее бы,- сказала Акилина Кривохижу.- Иван Иванович, я и землячке принесу обед.
Принесла второй обед, пригласила Катю за стол.
- Обедайте, а я побегу.
Пообедав, Катя собрала посуду и вынесла из палаты. Потом подошла к окну. Стояла, не в силах оторвать взгляда от синих далей за огородами.
- Что там увидела?
- Вон с того холма я сегодня видела Беларусь. Сердце так и зашлось.
- Теперь мы все время воюем в белорусском небе.
- Это вы, летчики. Две минуты лету на запад, и уже Беларусь.
Катя приподнялась на носках, глядя в окно.
- Там хата, мать...
- А отец?
Катя не ответила, будто не услышала вопроса.
- Про родню ты мне часто рассказывала, а про отца... Акилина недавно спросила, где твой отец, и мне показалось, что ты вся сжалась. Почему?
Катя повернулась к нему.
- Правда... Я никогда не рассказывала тебе о своем отце. Никогда.
Подошла к столу, села, раздумывая, говорить ли правду.