- С разрешения? - капитан Жук остановился и, немного помешкав, продолжал: - Что бы ни случилось у нас более или менее заметное, все Степанов да Степанов. Будто в полку нет других летчиков, которые заслуживают похвалы.
- Кого мы обошли? - насторожился Пищиков.
Капитан Жук вздохнул, однако не сказал ни слова.
Наступила неприятная пауза.
Дичковский отошел к окну и оттуда смотрел на Жука. Стал мысленно перебирать все, что знал про этого командира эскадрильи и его летчиков. И даже удивился, что ничего особенного не может вспомнить. Все делалось по приказу, по уставу. Ни больше, ни меньше. Значит, самый обыкновенный командир самой обыкновенной эскадрильи.
Чего же он хочет? Может, зависть? Но надо не завидовать, а показать себя в боях.
- Мы изучаем опыт летчиков других дивизий,- сказал Дичковский холодно.- А вы имеете рядом такого летчика, и вместо того, чтобы на его боевой работе учить молодых, вспомнили деда, Бога... Я скажу, что в таком полку да при таком командире,- генерал глянул на Пищикова,- ваш вылет в воздух должен наводить ужас на немцев. Надо, чтобы они вас боялись так, как боятся Покрышкина.
Капитан Жук побагровел.
- У меня все. Можете идти,- сказал генерал.
Когда за Жуком закрылась дверь, Дичковский и Пищиков подошли к географической карте, висевшей на стене. От моря до моря над освобожденными городами стояли маленькие красные флажки. На юге флажки далеко забежали на запад, потом отступили снова на восток и остановились у Перекопа.
- Пищиков,- генерал показал на запад от Минска,- нам надо сюда. Отстаем от других фронтов.
- Да-а... Работенки тут будет,- ответил Пищиков, всматриваясь в район Барановичей.- Хватит всем...
Дичковский оделся, поправил на голове шлемофон.
- Все-таки мы правильно сделали, что послали материал на Степанова. Давно заслужил Героя. Высылайте лист и на Васильева. Наградим. Проследи, чтобы Михолап не задержал. Важно человека своевременно поругать, а еще важнее наградить, если он этого заслуживает.
- Так точно.
Вышли из КП на двор. Над лесом взошел месяц и посеребрил все вокруг. Мороз крепчал. Длинные тени от самолетов протянулись по взлетной полосе.
- Эх, ночка! - вздохнул Дичковский. - Кабы не снег да не мороз, сказал бы, что опять очутился под Мадридом.
- Чудесная ночь,- согласился Пшциков.- Пойдемте ужинать, товарищ генерал.
- Спасибо. Дома поужинаю.
Дичковский подошел к своему самолету, сел в кабину. Пищиков взялся за конец лопасти винта.
- Контакт!
- Есть контакт! - ответил генерал из кабины.- От винта!
- Есть от винта!
Пищиков резко дернул лопасть пропеллера и отскочил в сторону.
Мотор сразу заработал, погнал назад искристую снежную пыль.
Дичковский помахал рукой и, развернувшись, пошел на взлет. Белый "лимузин" как-то сразу растаял в лунном свете. Сухое стрекотание мотора отдалилось, потом стихло совсем. Только языки пламени из патрубков долго еще виднелись в той стороне, куда он полетел.
А Пищиков все стоял и стоял, глядя в конец стоянок. На душе было как-то тревожно.
Отвернув воротник куртки, вглядывался в синий горизонт и скорее вообразил, чем увидел, неясные очертания Даниловки. "Не надо было выпускать Кривохижа,- укорил сам себя.- Разве не видел, кто летал над аэродромом?"
Нельзя сказать, чтоб в полку не было потерь. Война есть война... Были потери да еще какие! В первый день боев на Курской дуге они на рассвете атаковали группу немецких бомбардировщиков, которая под прикрытием истребителей шла бомбить Курск. Его первая эскадрилья за пятнадцать минут упорной схватки с "фоккерами" недосчиталась целого звена. Какие летчики сгорели!
Пищиков вспомнил, как тогда, прилетев на аэродром, он вылез из кабины, упал животом на густую траву и в бессильной ярости грыз шишки дикого клевера. А через десять минут снова повел истребителей в бой.
Его группа свалила трех "мессеров", очистила небо, потом, по пути на аэродром, подожгла еще два бомбардировщика и без потерь вернулась домой. И так каждый день от темна до темна на протяжении двух недель они делали по шесть и более вылетов. И все с боями.
Были потери... Были... Но дорого платил за них враг.
А вот сегодняшний случай с Кривохижем...
Казалось, есть все основания быть довольным. Прилетел командир дивизии, никого не манежил, можно сказать, за него провел разбор боевых вылетов, похвалил летчиков, поговорил с капитаном Жуком... Что еще надо? И все же Пищиков был сам не свой. Может, устал? Нет! Совсем не то. Он корил себя за то, что не успел сам побывать в воздухе с каждым молодым летчиком, оттренировать их всех в учебных воздушных боях. По себе знал, как это важно для молодых.
Поужинав в столовой, тихий и очень усталый, Пищиков пошел домой. Шофер и ординарец Володя Крюк помог ему снять унты, меховые штаны и, подкрутив в лампе огонь, положил на стол газеты и письмо. Пищиков разорвал конверт. Выпала фотокарточка. Под сердцем потеплело, когда увидел жену с детьми. Вот его Лена. Нет, это не она. На самом деле она совсем другая! А вот это старшенькая, Рая. Ей скоро исполнится семь лет. Большие любопытные глаза, тонкая шея... Растет дочка. Скоро в школу.