Дороги без следов

Пищиков перевел взгляд на сына Митю. Долго глядел на него. Худенький вихрастый хлопчик. Широкие штаниш­ки, валенки... Громко вздохнул. Он ни разу не видел сына. Митя родился в сорок первом, когда батька уже воевал под Вязьмой.

Прочитал письмо и опустил руки. Жена писала, что они втроем каждый день ждут от него письма. Ни на что не обижалась, не корила, ничего не просила. Хотела только, чтобы был здоров. А он понял это по-своему. Что ж, не без оснований. Немало гибнет летчиков, на всех фронтах и каж­дый день.

"Трудно жене одной с детьми! - думал Пищиков, не­слышно ступая по белым половицам.- В свое время сорвал ее с третьего курса техникума, не дал окончить... Молодой был... Что она теперь может делать?" - И снова ходил и думал, думал... Успокаивал себя, что жена не где-нибудь, а среди своих людей,- не пропадет.

3

Катя Яцина на некоторое время успокоилась и, кажется, задремала, однако ненадолго. Подняв голову, подбила и по­правила соломенную подушку. Наволочка была мокрая от слез.

Катя повернулась к окну. Оно замерзло и чуть серело в темноте. В землянке слышалось ровное сонное дыхание подружек. Выше, на другом этаже нар, во сне застонала, а потом заплакала оружейница Аня.

Катя невольно прислушалась.

"Эх, девка, сидела бы ты дома да ела кашу, - подумала Катя.- На фронт захотела!"

Приехав в полк, Аня Вострикова рассказала девчатам, что она из далекого сибирского села, счетовод, окончила курсы младших авиаспециалистов, что ночью во сне плачет. И началось это у нее будто бы после того, как ей в тайге по­встречался медведь. Не все оружейницы поверили. Многие считали, что тут что-то другое, интимное. Катя же думала, что Аня слишком нервная.

"Пусть только узнает капитан Вихаленя, что ты ночью плачешь, сразу отвезет в госпиталь", - подумала Катя, слезая с нар. На цыпочках прошла по утоптанному земляному полу, ощупью нашла возле грубки свои валенки, чулки, портянки и, усевшись на табурет, быстро начала обуваться. Выйдя из землянки в сени, пробила лед в умывальнике, долго мылась, чувствуя, что от холодной воды как-то сразу посвежела.

Одевшись на ходу, выскочила из землянки и пустилась напрямую через взлетную полосу.

- Стой! Кто идет?

- Свои! - Катя подбежала к часовому, хлопнула его по задубелой, точно жестяной, куртке. - Чего кричишь на весь аэродром?

- Службу несу, а не кричу. Куда так рано?

- Сколько на твоих армейских?

Часовой вынул из кар­мана самолетные часы.

- Шесть тридцать.

- А говоришь - рано! Механики уже встают.

Катя пошла мимо командного пункта на дорогу, что вела в Кулики. Радовалась, что встала как раз в пору. Ни рано, ни поздно. В землянке никто не слыхал и не видал, как она собиралась, не приставал с расспросами - куда да зачем.

Над головой свистел ветер, но она не слышала этого свиста; не видела, как крутит вьюга и кидает под ноги сухой снег.

"Как он там?" - неотступно стояло в голове.

Не заметила, как дошла до Куликов. Остановилась на улице и только теперь пожалела, что вечером не расспро­сила у механиков, в какой хате живет командир эскадрильи.

Неподалеку впереди Катя увидела две темные фигуры. Обрадовалась, что теперь-то узнает, где квартира Мохарта. Однако фигуры вскоре повернули во двор налево и скры­лись. Туда же прошел еще один человек.

"Летчики подались в столовку завтракать,- догадалась она.- Как раз успела!"

Она прошлась несколько раз возле столовой думая, что скажет капитану, повернулась и вдруг увидела высокую фигуру, показавшуюся из соседнего двора. Сразу узнала ко­мандира эскадрильи.

- Товарищ капитан...

Капитан Мохарт наклонился, узнал ее.

Катя? Что случилось?

- Хочу попросить вас...

- А чтоб тебе... - Капитан дружелюбно похлопал ее по плечу. - Думал, на аэродроме что стряслось.

- Отпустите меня на полдня. Хочу съездить в госпи­таль. К Ивану.

- А! - сказал Мохарт.- Это хорошо. Как думаешь до­бираться?

- Пойду на лыжах.

- Надень шинель, а то в куртке жарко. И возьми авто­мат. Без оружия не ходить.

Катя совсем не по-солдатски сжала горячую руку капи­тана.

- Ивану привет от всей эскадрильи. Пусть скорее вы­здоравливает и возвращается в строй. Думал сам навестить его, но... Он знает, какая у нас обстановка.

- Разрешите идти?

- Беги, Катя!

Назад она не шла, а летела. Очутилась на аэродроме, ког­да уже рассвело. Зашла в столовую. Сразу налетел старшина эскадрильи:

- Ефрейтор Яцина, в самоволку подались?

Катя улыбнулась, подошла к грозному старшине и щекой прикоснулась к его плечу.

- Сергей Иваныч, какая самоволка? Я у Мохарта была.

- У Мохарта? А кто старшине будет докладывать? На построение ищу по всему аэродрому. Сунулся в ваш гарем, так оружейницы на меня насели, чуть вырвался.

- Еду в командировку,- соврала Катя.

- Далеко?

- В Даниловку. Одолжи пистолет, автомат брать не хо­чется. Больно тяжелый.

- Завтракай - и ко мне,- подобрел старшина.

Минут через пятнадцать Катя в шинели, с лыжами на плече, посту­чалась в замерзшее оконце каптерки.

- Иду! - отозвался старшина и грохнул дверью.

Лыжи забраковал, подобрал другие, более легкие, про­верил крепление. И, выпрямившись, придирчиво оглядел ее. Сунул за ремень палец.