Дороги без следов

После построения полка Рыбакову прямо на стоянку при­несли письмо и посылку. Лейтенант подержал ее на руках, прикидывая, много ли она весит, и пошел в эскадрильскую землянку.

- Откуда оказия? - Степанов отодвинул карты на край стола.

- С Кубани...

- Ставь на стол, посмотрим.

Рыбаков поставил ящик на край стола. Разорвал конверт, прочитал письмо и, сунув его в карман, быстро обвел взгля­дом землянку, не зная, чем бы подцепить крышку посылки. Васильев услужливо выхватил из чехла и подал трофейный тесак. Взвизгнули гвозди, зашуршала бумага, потом из ящи­ка вылезли стружки.

- О! - не удержался Степанов, увидев в руках Рыбакова бутылку. - Хлопцы, сюда! - крикнул летчикам, которые си­дели в углу землянки, изучая карту района боевых действий.

- Тихо!.. - Рыбаков вынул еще две бутылки. Вокруг со­брались летчики.

Степанов прикинул, что из всего этого можно будет сде­лать, но молчал - хотел увидеть, что еще окажется в ящике. Поворошив стружки, Рыбаков извлек мешочек, развязал его.

- Тыквенные семечки! Налетай!

К мешочку дружно потянулись руки, а Рыбаков, кинув под нары пустой ящик, сказал:

- Должно быть хорошее вино,- и собрался тесаком из­влечь пробку.

- Накладываю вето,- Степанов отвел в сторону те­сак.- Совет старших решит, что делать с вином.

- Правильно,- подался вперед Васильев.- Решит со­вет старших летчиков.

- Не старших летчиков, а старших в эскадрилье,- ска­зал Степанов.

- Есть! - Васильев отступил назад.

- Хороший человек твой батька, - сказал Гетманский, лузгая семечки. - Будешь писать письмо - привет ему от всей нашей эскадрильи, первой, будущей гвардейской...

- Хлопцы, это вино двенадцатилетней выдержки...

Хлопцы смеялись и не заметили, как в землянку вошел Мохарт.

- Эт-то что? - пробасил он, оглядывая летчиков. - Днем, на аэродроме, вино... бутылками?

- Дар кубанских виноградников, - доложил Степанов.

- Так точно, товарищ капитан, - подтвердил Рыбаков. - Батька и семечек прислал. Угощайтесь.

- Артисты! - Мохарт взял из мешочка горсть семе­чек. - Давно не видел таких...

- Как сказал бы наш доктор, семечки - суть отродие тыквы. А вот что касается вина, то мы с вами должны решить, что с ним делать. Предлагаю вечером собраться у меня. Тепло, уютно. Почему? Это всем известно, - Сте­панов глянул на командира эскадрильи. - Чья эскадрилья получила сегодня больше наград? Наша! Нужно отметить?

- Нужно, - согласился Мохарт.

Вечером летчики первой эскадрильи собрались в хате, где квартировал Степанов. Это была обыкновенная крестьян­ская хата, сложенная из круглых, цвета воска, бревен. Окна наглухо завешены черной бумагой. Над столом на прово­локе - лампа. Возле печки - две солдатские койки. Одна Степанова, другая Кривохижа.

Вдоль стены протянулась широкая, тоже воскового цвета, лавка. На ней стояли баян и патефон.

Хозяйки не было. Она ушла к дочке на другой конец села.

За столом над шахматной доской склонился Степанов. На плечах у него блестели новенькие погоны, на груди, выше орденов и медалей, искрилась Золотая Звезда.

Против него сидел другой командир звена, Юзик Русакович, тоже старший лейтенант. Лицо у него круглое, нос прямой, с едва заметной горбинкой; красивые глаза его, казалось, всегда смеялись. Осторожный, рассудительный на земле, Русакович в воздухе, наоборот, отличался беззаветной храбростью и дерзостью. Орденов и медалей у него было не меньше, чем у Степанова.

За спиной Русаковича стоял Гетманский. Рослый, кра­сивый. Тонкие черты лица, кудрявый чуб, руки сложены на груди. В истребительную авиацию он пришел со второго курса математического факультета университета. Со скры­тым интересом наблюдал за Степановым, хотел ему что-то сказать, опустил даже руки, а потом заложил их за спину и только покачал головой. Для него уже было ясно, чем кон­чится партия - и он пошел к двери, где стояли Рыбаков и Петровский..

- Как там? - вскинул брови Петровский. Гетманский равнодушно махнул рукой. Русакович встал и сделал по­следний ход.

- А Васильева нет,- сказал Степанов.

- Заблудился меж землянок.

- Слишком хорошо знает район, - усмехнулся Степа­нов и, выйдя из-за стола, взял баян, закинул ремни за плечи.

За окнами послышался смех, у крыльца заскрипел снег, и вскоре затопали в сенцах. Дверь приоткрылась, в хату клу­бами ворвался холод, однако никто не заходил. Потом сразу, как по команде, порог переступили оружейницы. Четверо своих и одна из соседней эскадрильи. Двери за ними закрыл Васильев.

- Милости просим! - широким жестом пригласил Сте­панов.

Поставив баян, поклонился Ане Востриковой. Раздев­шись, она бросила ему на руки шинель. Сама осталась в красивом черном платье. Повернулась на одной ноге и бы­стро присела на лавку. Развернула сверток, извлекла из него модные туфли. Поставила на пол.

- Подружки! Гулять так гулять! - крикнула весело. Сняв кирзовые сапоги, сунула их под лавку и, надев туфли, притопнула каблуками.

- Матвей Иванович, что сначала? - спросила, увидев в руках Васильева патефонную пластинку.

- Вальс Штрауса...