Дороги без следов

Это ничего, что на ней мытая-перемытая гимнастерка, давно потерявшая цвет хаки, что на ногах поблескивают навакшенные армейские кирзачи, как говорят, сорок последнего размера. Это ничего. Все это только подчеркивает ее природную грацию.

Одна пара уже не выдержала, сбилась с темпа, потом с круга сошла другая. Казачка Дуся танцевала долго, однако и она в конце концов отступила в сторону. Теперь круг стал шире, просторнее, и Катя дала себе волю. Она без устали кружилась с Гетманским, счастливая, гордая. Летчики сле­дили за ней восхищенными взглядами.

Наконец не выдержал и Степанов, оборвал в самом не­ожиданном месте.

- Сдаюсь! - крикнул он.

Гетманский отвел Катю к девчатам и, откланявшись, стал наблюдать за шахматным поединком.

"У нас так танцуют!" - казалось, говорила Катя, огля­дывая подруг. Она постояла немного, вытирая платком лицо, и вышла во двор. Над селом висело темное небо. Лишь кое-где поблескивали звезды. Под ногами поскрипывал снег. Катя оперлась локтями на верхнюю жердь ворот, вздохнула. Опять вспомнила родные места, Даниловку, Ивана...

"Что он сейчас делает?" - подумала она и, передернув плечами от холода, вернулась назад. С крыльца увидела в сенцах малиновый огонек папиросы. Придерживаясь за ко­сяк, переступила порог.

- Катя, простудитесь,- из темноты сказал Васильев.

- Ничего.

В ту же минуту почувствовала, как рука Васильева легла ей на плечо.

- Не дури, Матвей...

- Катя... - горячо зашептал он. - Да знаешь...

- И не стыдно?

Что-то бормоча, Васильев привлек ее к себе.

- Я сказала...

Он поцеловал ее раз, другой. Вырываясь, Катя почув­ствовала, что Васильев держит ее, как в клещах. Она пере­стала вырываться, а потом неожиданно присела и сразу вдруг освободилась. Кто-то выходил из хаты. Свет упал в сенцы. Катя ударила Васильева по лицу.

- Кому перепало? - Степанов оглядывался с порога в сенцы. - Тебе, Матвей?

Летчики и оружейницы тоже вышли. Катя вбежала в хату, оделась и подалась на аэродром. Где-то на полпути ее догнал Степанов.

- Катя, извини!

Она удивилась, не зная, что ему сказать.

- Он такой у нас, знаешь... Извини...

- Жалко, что такой славный вечер испортил, - Катя остановилась на краю аэродрома. - Спасибо, Алексей Алек­сеевич. Не стойте, идите, а то Леля обидится.

- Леля... Она какая-то...

- Что вы? Не выдумывайте. Спешите в Кулики. Она вас ждет.

Степанов ничего не ответил.

6

Как только Вихаленя показался на пороге палаты, Криво­хиж бросился к нему.

- Сто лет не виделись.

- Скажешь!

- Думал, все забыли про меня.

- Сам знаешь, как легко вырваться из полка.

Вихале­ня чувствовал себя неловко: обещал приехать раньше, а не сдержал слово. Раздевшись, кинул шинель на спинку койки, огляделся.

- Так и лежал один в палате?

- Да... Тоска страшенная. Однако и передумал...

- Это неплохо. А ну, погляди на меня. Что ж, хорошо! Lege artis - как говорили во времена Аристотеля.

Лицо Кривохижа уже очистилось. На шее, ниже того ме­ста, где застегиваются ларинги шлемофона, виднелся рубец. Вихаленя дотронулся до него.

- Не болит, - сказал Кривохиж.

- Это и хорошо.

- Совсем хорошо, доктор!

- Не спеши хвалиться,- сказал Вихаленя.- Снимай рубаху. Посмотрим.

Сам Вихаленя мог и не приезжать сюда. Отправил бы адъютанта Пшеничкина, и тот бы привез Кривохижа. Одна­ко приехал сам, чтобы здесь же, на месте, решить, сможет ли летчик успешно воевать в дальнейшем после физичес­кой и моральной травмы или ему требуется еще допол­нительное госпитальное лечение. А может, даже придется списывать в легкомоторную авиацию.

- Повернись-ка ко мне спиной, - приказал Вихаленя. Почувствовав, что док­тор гладит рукой у него под лопаткой, Кривохиж сразу по­нял, что тот ищет.

- Там ничего нет, - выдохнул он.

- Вижу, - сказал Вихаленя и, зайдя спереди, положил Кривохижу на голову сцепленные руки, дважды с силой по­тянул вниз. - Нигде не болит?

- Нет.

- Как спал?

- В десять вечера лег, в восемь утра проснулся.

- Совсем тут разленился,- сказал Вихаленя. - Выбил­ся из полкового распорядка.

- При чем тут полковой распорядок? Вы же приказали выполнять госпитальный.

- Один ноль в твою пользу, - Вихаленя блестящей руч­кой молоточка быстро крестил кожу на груди Кривохижа. Там, где он это делал, возникали, как бы вспыхивали крас­ные полосы.

- Вчера наша эскадрилья летала?

- Вчера? Все летали вчера.

- На плацдарм?

Вихаленя выстукивал границы сердца, внимательно слу­шал его тоны. Лишь вынув резиновые трубки из ушей, от­ветил:

- Летали и на плацдарм, и на охоту. Мохарт сбил "фок­кера". И потери были. Это раньше. Сбит в воздушном бою лейтенант Петров...

Кривохиж покачнулся, как от удара. Погиб Петров! Не щадит война его товарищей. Ни отчаянных и горячих в бою, ни сдержанных и хладнокровных. Так и косит. Значит, надо что-то... Значит, надо оттачивать мастерство. Тогда против­ник не вывернется из-под удара.

Вихаленя задержал на нем взгляд и подумал было, что напрасно сказал о потерях. Потом разубедил себя. Рано или поздно все равно узнает. За дорогу передумает все, успоко­ится.

Уложив Кривохижа на койке, Вихаленя проверял сухо­жильные рефлексы. Работал молча, внимательно. Проверил раз, потом еще...