Дороги домой больше нет

Когда я заканчиваю отвечать на вопросы Васи, наш разговор плавно перетекает в сторону школы и особых способностей. И теперь мы меняемся ролями: Вася рассказывает, а я слушаю, иногда задавая интересующие меня вопросы.

И только час спустя до меня доходит, насколько большую оплошность я совершила: мало того, что язвительных комментариев от меня «раз-два и не больше», так ещё и веду себя неподобающе. За те полтора часа, что Васи сидит у меня дома, я слишком много болтаю, и он узнаёт обо мне слишком много.

Мне стоит немалых усилий подавить дерзкое желание спохватиться и начать вести себя как обычно: это будет глупо и точно бессмысленно. И я продолжаю разговор, будто бы ничего со мной и не случилось.

А ещё мне нравится, как Вася улыбается. Да, он мне нравится (что неудивительно).

Когда мальчишка в очередной раз смотрит на часы, он внезапно замолкает, поэтому я тоже оборачиваюсь. Ну, почти четыре часа, и что дальше? А тем временем задумчивость в глазах Васи сменяется испугом.

– У меня урок телепатии в четыре! – я в ответ хмыкаю, пряча улыбку в чашке.

– Опаздываешь, – констатирую факт я.

– Ага, тогда я побежал. А ты поправляйся и в школу скорее возвращайся! – говорит Вася, когда я, не скрывая насмешливой улыбки, наблюдаю, как он второпях зашнуровывает сапоги.

А мне вдруг становится страшно, потому что я не привыкла, чтобы что-то находило отклик в моей душе.

– А-ага, спасибо! – я заставляю себя улыбнуться и точно знаю, что фальши Вася не заметил, потому что её и не было. Впервые, кажется.

Стою под навесом пока пустой конюшни и как никогда жалею об отсутствии часов. Из дома Зверевых я вышла без десяти шесть и понятия не имею, сколько ждать домового, и придёт ли он вообще.

Чем дольше жду, тем больше беспокоюсь.

Передо мной стеной льёт дождь, сливающийся в сплошной шелест. Рядом со мной протекает крыша.

Кап. Кап. Кап…

С крохотных веточек берёзки, залезающих под навес, тоже на пол тихо и равномерно кап-кап-кап… Я лишь сильнее натягиваю на голову капюшон плаща и смотрю прямо себе под ноги. Сквозь пол проросли цветочки, и мой взгляд цепляется за жухлые травинки. Кажется, клевер.

Сейчас октябрь, листьев на деревьях почти не осталось, зато ими усеяно всё под ногами.

– Прости, опоздал! – Кузька-Кусака появляется прямо позади меня, и о неожиданности я роняю листик, который до этого рассматривала. Что-то среднее между клёном и берёзой, что-то, мне неизвестное. Может, какое-нибудь колдовское дерево? – Но зато у меня есть важные новости.

– Я… Сколько времени и почему так долго? – мгновенно спрашиваю я, засунув два вопроса в один.

– Шесть ноль три, и разница какая? – недовольно откликается домовой в тон мне.

– Никакая, – соглашаюсь я и напоминаю ему: – Что ты знаешь? Зачем надо было идти сюда? Почему дома не поговорить? Прослушиваю что ли?

Про последнее я шучу, но Кузька-Кусака внезапно становиться более серьёзным и, подняв вверх указательный палец, говорит:

– Я точно не знаю, но одно время Они следили за домом.

– Кто «Они»?

– Понятия не имею, – отмахивается домовой, – не о них речь. Это не их символ, это символ других, хороших. Кажется…

– Кажется? – это слово цепляет меня больше всего. И удивляет: то есть домовой не знает, о ком говорит? Ну, ладно, потом разберусь с этим вопросом.

– Да, потому что наверняка могут я знать, только если сам один из них. А я не один из них! – мне кажется, или в голосе домовёнка звучит обида? Тем временем Кузька-Кусака продолжает: – Яна мне о них рассказала, она одной из них была. И Сева потом стал…

– Кто такие Яна и Сева? – спрашиваю я, перебив домового.

– Погоди, всё узнаешь, но не перебивай! – ворчливо отзывается мой собеседник, однако я думаю, что недовольство здесь показное.

– Молчу, – вопреки тому, что говорю, обещаю домовому.

– Хорошо, и молчи. Так вот, а продолжаю я, пообещай только, что никому не перескажешь разговор наш. А если кто-то затронет эту тему, сделаешь вид, что не знаешь ничего ты! – вот теперь я не сомневаюсь в серьёзности Кузи, поэтому лишь покорно киваю.

Когда же уже кончится эта «прелюдия», и я узнаю что-то по-настоящему стоящее и интересное? Театр абсурда! Ну, ладно, может не интересное, но хотя бы полезное…

Домовой вспрыгивает на бочку и топчется на ней какое-то время в нерешительности, садиться, свесив с неё ноги, и снова мнётся. Я молчу, ожидая, пока он соберётся с мыслями и решится-таки рассказать мне что-то важное.

Кузька-Кусака всё молчит, только теперь пытается сбить с лаптя прилипший берёзовый листик.

Яна… Почти как моё имя, только наоборот.

– Яна – старшая дочь Алисы и Фёдора, – домовой всё-таки отлепляет листик от лаптя и теперь мнёт его в руках. – Сева – её младший брат.

У Фёдора с Алисой есть дочь и сын? Они об этом не то чтобы «не говорили», даже не упоминали. Почему? Потому что я не спрашивала их об этом? А в этом ли дело?

– Да?.. – я не успеваю полностью сформировать свой вопрос, как вспоминаю, что домовой попросил молчать и не перебивать.

Почему тогда они ни разу не появились в доме родителей за последние несколько недель? Уехали куда-нибудь или сильно поссорились с родителями?..