Дороги души: Неизреченное познание

Раздолье состоит из веера житейских истин. Как-то раз я арендовал офис, которым заведовала как раз такая женщина, на этапе сохранения. Когда она заходила к нам пообщаться – то немедленно, чрезвычайно настойчиво старалась поучаствовать во всех житейских истинах. И как лучше окно подпирать она знает, и где меньше сквозняка тоже, и режим работы кондиционера укажет. И, казалось бы, вроде и вреда особого в действиях и нет, но вот уже и все раздолье перестроено под ее представления, а мы уже так, гости. А вот она выставляет угощение всем посетителям в обеденный перерыв – конфеты, молоко, вафли – разное. И зорко смотрит, что посетителям нравится больше всего, а в следующий раз – убирает это. А нечего раздольничать на ее территории. Вообще, герои на данном этапе, постоянно изворачиваясь в житейских истинах, приобретают характерный хитроватый вид, будто хотят сказать что-то вроде: «Эй! пс! контрабандные свежие печеньки! Только у меня!». На самом же деле, пытаясь «обнести» других в житейских благах, а сделать наоборот, гадость. Создать житейские истины так, чтобы они были очередным вкладом в укрепление своего раздолья и ущемления раздолья чужого. Это достаточно неприятное поведение, ибо ни что иное, как постоянное стремление подгадить раздолью другого. Темные существа не относятся особо критически к собственной деградации, зато отлично замечают ее в других темных. И темные герои в своей среде часто говорят – как клятву очень значимую – «а вот гадом буду…» - это как раз о таком поведении. Кстати, из той же оперы и петух, только это касается уже слоя эмпатии. В среде темных героев он является крайне негативным символом. А разгадка проста. Петух – действует молодцевато. Просто данное животное на этих слоях бытия так устроено. И он образно напоминает темным героям на дальнейших этапах темной деградации о первом этапе – об экспансии. И поэтому – не приветствуется.

Но и в самом рисунке эмпатии – герой, конечно, хитрит также. Это что-то вроде упорного мнения о некой галантности, которой должны все придерживаться. И в среде таких темных героев получается, что каждый из героев считает, что все вокруг должны быть галантными, а он сам – действует отнюдь не галантно. Ибо на самом деле для каждого темного героя представления о галантности стянуты на него. И вот они разбираются, кто кому плащ обрызгал грязью, кто кого неаккуратно толкнул, а это неизбежно, ибо так называемая галантность каждого – эгоистична и «набычена». Однако стул, на котором быкуют, долго не выдержит, и жизнь такого героя неостановимо деградирует. Я учусь в институте – девушка в группе – темный герой этого же подвида. Она буквально кружит вокруг разговаривающих студентов – разговаривают про футбол, она подходит – и конечно же, разбирается в футболе. Рядом говорят – нет, боевые единоборства интереснее. Раз – и она уже там, и конечно же – она долго занималась и этим. Она старается «примазаться» к любому раздолью. (В данном случае, конечно, речь идет не о раздолье обсуждаемых тем, а о раздолье самого веселого разговора в компании.) Но она ходит в институт с авоськой вместо сумки, эстетичность разрушается.

На этапе отречения герой концентрируется на уже имеющемся раздолье, причем оно, как и любые проявленные блага уязвимы, а вот новых благ – больше не будет в рамках темного пути. Но на последнем этапе нет и восполнения, потому что нет изменений. Поэтому герой погружается в специфическое, чрезвычайно слезливое состояние восприятия этого раздолья. Что же касается образной энергетики представлений – то и на данном этапе герой «бычится» – однако же суть образного термина теперь снова соответственно другая. Герой изо всех сил сопротивляется любым изменениям представлений, упирается чувствами. Вообще, любое темное существо на любых этапах темного пути следует своей эмпатии. Но на последнем этапе деградации эмпатия сводится к прошлому и поэтому герой сопротивляется изменениям уже имеющихся фактических благ. Любые изменения в раздолье такой герой воспринимает теперь чрезвычайно болезненно. Он это воспринимает как живой образ беды, вот, прямо воочию приходящую и слоняющуюся рядом. Непоправимого эмоционального неблагополучия. Группа ребят разговаривает возле подъезда, а восприятие героя по степени непринятия видит их, будто рок-группу непотребно кочевряжущуюся и орущую, прямо возле дверей. Парень в подъезде ожидает почтальона, но для героя это смутная беда, надвинувшая капюшон до самых глаз, безмолвно ждущая возможности причинить неприятности.