Дороги души: Неизреченное познание

А проявленный смысл такой постановки обернется житейскими нормами причастности. Герой проведет неизреченный смысл в мир, этот порядок и будет являться нормами житейских представлений. Отсюда, кстати, следует вывод: помогающие, внешне благообразные действия – вовсе не решающий признак отсутствия темного пути. И, наоборот, останавливающие и даже разрушающие действия – сами по себе не являются свидетельством о темном пути. Так, светлый герой может помочь причастности, а может и остановить. В зависимости от того, соответствует ли она нормам. У бандита крепкий, добротно сделанный нож и, знаете ли, он вполне пригодится ему в определенных причастностях. Но это нарушение житейских норм, порочные деяния, и светлый герой их остановит. А вот мальчик хочет с горки кататься, а залезть не получается. И если герой решит, что причастность мальчика к катанию на горке в данном случае хороша, соответствует нормам в высшем смысле – что ж, он приложит все усилия, чтобы мальчик обрел это эмоциональное благополучие. Принесет крепкие ступеньки или «реконструирует» горку так, чтобы она подходила параметрам житейского совершенства у мальчика, и он осилил бы лазание.

А вот темный герой, и у кого-то мало благ причастности. На данном примере можно убедиться еще раз, что эгоизм темных существ особый, он не соответствует полностью определению из словаря. Если эти блага соответствуют его собственному рисунку эмпатии, он приложит все усилия, чтобы это обеспечить и другому. Более того, зачастую его усилия в помощи будут больше чем у светлого героя. Потому что, во-первых, его не останавливают никакие нормы свыше, а во-вторых, он чрезвычайно серьезно относится к благам мира. Да вот только эта помощь не сделает его деяния светлыми, ибо она ради проявленных благ, из служения миру. А тот, кто взял эти блага – может попасть в служение темному герою, ведь все процессы эмпатии «стягиваются» к нему.

Иду как-то с одним знакомым. Рядом идет его приятель, мой знакомый знает, что он – герой пятого подвида. Приятель смотрит на снующих грузчиков, и говорит: «Постараюсь жить так, чтобы мне не пришлось таскать мешки». Спустя пару минут знакомый заметил: «Видишь, по твоей книге этот герой – темным оказался, хочет выехать успешно, да и корыстен». Отвечаю: «А с чего ты взял, что свобода от тяжелой работы не несет высшего смысла?». Что, если ему свыше дано познать такой рисунок причастности, в котором он удачно избавлен от тяжелой работы? И что с того? Ведь стремление познать суть неизмеримо важнее для светлой личности, чем прикладные блага. Иначе говоря, данному герою не первостепенно важно, будет ли он их таскать по факту, ему хочется решить эту задачку, его тянет разобраться в сути. «Можно ли так, и как этого достичь, загадка причастности». Пока мы разговариваем, отстав от героя на десяток шагов, тот подходит к рабочему и помогает ему с мешком. Говорю – видишь? Он не прочь разобраться, как можно мешки не носить, но также ему вполне интересно, как можно улучшить причастность и к этой работе.

Как-то наблюдал картину – индийская вечеринка, все безудержно танцуют, буквально одержимые весельем, едят, бросают какие-то конфети, шумят. Между ними ходит гармоничный герой, слегка притрагивается к бубнам, осматривает музыкальные инструменты, задумчиво растирает между пальцами еду, пробуя кусочек. Даже общая дисгармония не мешает ему познавать слой, а линию безудержного потребления благ он «блокирует», не поддерживает собственным восприятием и отношением, и она ему не вредит.

А вот светлый высокомерный герой. Решила наряду с рабочей бригадой помочь с ремонтом сама. Берет электроинструмент и пытается пригнать доски на полу получше. Вообще-то этот инструмент – предназначен для другого вида работ, и доски разбивает в труху, однако она упорно продолжает. Высокомерие.

Гордыня слоя познания героев пятого подвида

Эмоциональные методы пятого подслоя это представления об эмоциональных тягах, и герой, охваченный темной эмпатией, представляет однозначно свое благополучие, свою удачу, свою эмоциональную судьбу. Считая, что именно такие представления обеспечат ему всю возможную причастность в пространственном благополучии. Эмоциональный образ, который будто бы гарантирует все блага и навечно. Вот он пират, темный герой, и он должен непременно стоять на палубе в ракурсе три четверти к матросам, придерживать шляпу и вглядываться вдаль. Это его образ эмпатии, его причастность. Таким пиратам – все. А точнее – ему, потому что именно он – такой пират. Другие, конечно же, тоже причастны к картине эмпатии, а как же. Подавать ром, кланяться, бессильно звенеть цепями в трюме. И это нужно темному герою, ведь его картина эмпатии должна распространиться на весь мир, и быть стянута к герою. А в других случаях он обязательно должен стоять, подбоченясь, и сплевывать курево, и никак иначе.