Дороги в горах

— Не прошла по конкурсу. — Клава, обойдя подругу, поднялась на крыльцо.

— Вон как получилось, — Геннадий Васильевич запахнул полушубок. — Теперь сидите дома?

На смуглых щеках Клавы проступил румянец.

— Почему так думаете?

— Потому что многие так делают. Сидят… Ждут, как говорится, у моря погоды.

— Я работаю в райпотребооюзе.

— Клава — Марфы Сидоровны дочь, — объяснила Эркелей.

— Дочка Марфы Сидоровны? Вот не знал! Давно собираюсь побывать у нее, да все время никак не выкрою. Как она себя чувствует?

— Спасибо, — смягчилась Клава. — Как будто немного получше стало. Проведайте. Мама обрадуется. Она в третьей палате.

— Я тоже проведаю, — сказала Эркелей.

Девушки вошли в дом. В большой квадратной комнате с неровным затоптанным дочерна полом и закопченными стенами было тихо. Ржавый, похожий на старинный пятак, маятник поспешно метался из стороны в сторону, бросая тиканье в устоявшуюся тишину. Эркелей сдернула рукавицы, протянула над плитой ладони с негнущимися пальцами.

— Разошлись все. Иди, грейся!

Клава тоже протянула к плите руки.

— Понравился наш заведующий? — с лукавыми искорками в глазах спросила Эркелей.

Клава нахмурилась:

— Ты какая-то восторженная и непостоянная. Просто удивительно! Тогда на стойбище шофер агитбригады у тебя с языка не сходил. Раз увидела и обмерла… Нельзя так! А теперь с заведующего глаз не спускаешь. Даже неудобно. Он же в два раза старше тебя, семейный, конечно… Забиваешь попусту голову, как Эрликом.

Эркелей, обиженно надув губы, подумала, что с Клавой, оказывается, нельзя откровенничать. Ей нравится Геннадий Васильевич, и нет ей никакого дела до того, что он в два раза старше и женатый. А Клава говорит так потому, что сама, похоже, влюбилась в Геннадия Васильевича. Еще там, в поезде, когда ездила в город.

— Чем думать о пустяках, лучше бы прибрали в комнате. Смотреть противно. Новый заведующий скажет, неряхи какие-то.

Эркелей улыбнулась, довольная, что разговор уходит от неприятной для нее темы. Да и обижаться она долго не умела, особенно на Клаву.

— Это правда. Чинчей тоже говорила — побелить надо. Да известки нет. Я два раза на складе была. Мне для клеток надо. Геннадий Васильевич хотел…

— Много тут известки потребуется! — перебила Клава. — У нас, кажется, есть. Приходи.

— Ой, какая ты молодец! — Эркелей схватила подругу за локоть. — Сегодня же приду. Нет, завтра, пожалуй. — Девушка вдруг задумчиво прищурилась и тихо сказала: — А у нас ведь тоже есть известка. Почему я не догадалась?.. Я лучше принесу из дому.

Зашел Ковалев, следом — Бабах в распахнутой фуфайке, из карманов которой торчали небрежно засунутые рукавицы. Развалисто ступая, он неторопливо, с достоинством пересек комнату и опустился на лавку. Вид у него был разморенный, но довольный, как у человека, который много и ладно потрудился и все сделанное радует, веселит его душу.

— Бабах, я даже не думал, что ты мастер по плотницкому делу, — сказал Геннадий Васильевич, присаживаясь к шаткому сосновому столу.

— Все понемножку можем… — Бабах достал из кармана коротенькую трубку. — Теперь меньше корма потребуется. Коровы не будут его затаптывать.

Приход Геннадия Васильевича насторожил Клаву, Боясь, что Ковалев опять начнет неприятный для нее разговор, она, поправляя мелкими торопливыми движениями цветной полушалок, сухо бросила:

— Мне пора!

— Ты, Клава, одна теперь живешь? — запросто спросил Геннадий Васильевич, будто давно знал девушку.

— Одна…

— Да… — Ковалев вздохнул. — Незавидные дела… Что говорят врачи? Долго пролежит Марфа Сидоровна?

Клава сдержанно ответила, но Геннадий Васильевич задавал все новые и новые вопросы. При этом он смотрел на девушку тепло, заметно тронутый ее участью, и Клава, сама не замечая как, разоткровенничалась, рассказала, что все время мечтала стать зоотехником, работать в родном колхозе, но ничего не вышло. А теперь еще мать заболела, и жизнь, действительно, оказалась несладкой.

— Зоотехник колхозу нужен, очень нужен. Без зоотехника не делается самого необходимого. — Геннадий Васильевич помолчал, теребя пальцами курчавую бородку. — И не только зоотехник требуется колхозу, а вообще люди, особенно грамотные. Почему пошла в райпотребсоюз?

— Я… Я хотела на ферму устроиться, а мама не разрешила, — сказала в замешательстве Клава и тут же, спохватись, подумала, что ответила опрометчиво, по-детски, даже глупо. Досадуя, она решительно повернулась к двери.

Геннадий Васильевич поднялся.

— Будет, Клава, свободное время — заходи. У нас веселее, чем в конторе. Живое дело.

Глава десятая

В понедельник Клава, придя в контору, впервые заметила, что загроможденная столами комната мрачная и насквозь пропитана тошнотворным махорочным дымом.

— Клава, перепиши-ка вот эту ведомость. Только без ошибок и поаккуратней! — Лукичев внушительно смотрел поверх очков.

Она взяла ведомость и будто невзначай покосилась на часы. Пятнадцать минут десятого… «Ой, как долго до обеда. А шести, кажется, и не дождешься вовсе».