Дорогой дневник

Вот так. Кто-то всегда, всю жизнь одинок. А кто-то уже с рождения чей-то…

Грустно. И привычно.

Он не будет моим. Никогда.

«На глаза навернулись слезы безысходности, принятия и смирения.

Пора завязывать с мечтами, спускаться вниз, и мутный поток привычной серой жизни подхватит меня и понесет через пустоту к забвению.

— Знаешь, а ведь ты прав. Если бы я нашла, как это ни заезженно звучит, родственную душу, я бы тоже не стала ждать. Дай-ка. — Напоследок я протянула руку и забрала у него сигарету. Затянулась, и легкие взорвались от дыма, но мысль, что его губы только что прикасались к фильтру, не дала закашляться. — Мне уже есть восемнадцать. Исполнилось сегодня.

Услышав это, Баг оживился и решил сделать мне подарок. По-моему, он тоже надрался — суетился и настаивал, но подарить ему было нечего. И тогда он задрал рукав своей парки и снял с запястья один из потертых кожаных ремешков, обвивающих все его предплечье.

Мой взгляд на миг зацепился за бледно-розовые продольные шрамы и татуировки, но они быстро спрятались под черной тканью парки.

Баг бережно взял меня за руку и обмотал ремешок вокруг моего тонкого запястья. Его пальцы были холодными и замерзшими, в моих ушах звенело.

Он заметил на моей коже следы застарелых порезов и глухо пробормотал:

— Это нужно делать не так.

Я мгновенно ощетинилась:

— Знаю! Но я пока не собиралась. Честно. Мне просто надо было причинить себе боль. Только не говори мне, что это ненормально, ладно?..

Парень посмотрел на меня так странно — с невыносимой тоской и отчаянием, — что я заткнулась на полуслове.

Он не осудил. Даже не удивился. Немыслимо.

— Ну и как у тебя и такого загруженного придурка, как я, может быть столько общего? — тихо прошептал Баг, и я впала в оцепенение.

Его взгляд прожигал во мне дыры, утягивал в глубины несбыточных надежд, сожалений, боли…

“…Возьми мою жизнь и придай ей смысл.

Но ты же не можешь. Ты не можешь…”

В глазах защипало, я моргнула. Баг отвел взгляд и уставился в далекие серые дали за моей спиной.

А в следующую минуту подался вперед и прижал мою голову к своей груди.

Над нами возвышались выходы лифтовых шахт, телеантенны и мокрые провода, на которых отдыхали голуби и вороны. Баг грел мои руки в холодных разбитых руках, от него пахло чем-то неземным: ноябрем или мартом, сигаретами и морем, и дождем.

Время остановилось. Одиночество отцепилось от меня.

В его кармане зажужжал телефон, но я не реагировала до тех пор, пока его грудь под моим ухом не завибрировала от голоса:

— Да, Машуль. Привет. У нас пар не было. Да, я здесь, недалеко.