Ее слова вызывают первобытный ужас. Одна, в чужом городе, без родной души и без поддержки я ни за что не справлюсь!
— Мам, а если я не собираюсь никуда уезжать? — задаю резонный вопрос, и мама округляет глаза.
— Эль, зря. Там вуз с крутой научной программой, там больше возможностей…
Она смотрит мне прямо в лицо и не видит, что по нему прилетело кулаком. Она никогда меня не видит…
— То же самое вы говорили про гимназию! — Я не унимаюсь, но папа кашляет в кулак, лезет в карман за бумажником и отстегивает мне пятнадцать тысяч тремя оранжевыми банкнотами.
— Девочки, ну не ссорьтесь. Как насчет пополнения гардероба именинницы, м?
Мама с воодушевлением подхватывает идею и вызывается сопроводить меня в торговый центр, но там, к ее пущему расстройству, я выбираю темные мешковатые худи и толстовки, пару джинсов и кеды.
После такого унылого шоппинга мама пьет в кафешке ягодный латте и возмущается:
— Эль, ну почему у тебя такой херовый вкус? Ну хоть раз в жизни оденься как девочка! Я была такой же, как ты, и всего лишь хочу облегчить тебе жизнь…
Я только морщусь.
Мою жизнь никто не облегчит.
А если начну притворяться той, кем не являюсь, окончательно возненавижу себя.
Я достаю из папки чистые листки и начинаю рисовать.
Эта веселая девчонка могла бы быть моей лучшей подружкой — мы бы ночевали друг у друга, гадали на картах таро, обсуждали парней и сериалы и объедались испеченными ею печеньками. Шлялись по кофейням, салонам красоты и магазинам, и она наконец привила бы мне хороший вкус в одежде.
А этот парень был бы моим парнем — надежно стоял за спиной на концертах, защищал от слэмящейся нечисти, спасал от неприятностей и с полуслова понимал. Вечерами мы бы делились наболевшим, новостями и планами, а ночи напролет до одури целовались и умирали друг в друге.
Но этой девчонки нет.
А у нарисованного парня вдруг угадываются знакомые черты, и я с досадой разрываю рисунок на мелкие кусочки.
Этот уже занят. Я схожу с ума, вот незадача.
Папа рано лег спать, и мама настойчиво предлагает мне на сон грядущий посмотреть какую-то муть.
Вздохнув, прихожу в гостиную, залезаю в кресло и выключаю свет, но на поверку «муть» оказывается охренестическим фильмом «История странного подростка»[6]
.Временами я подозреваю, что родители специально подсовывают мне фильмы и книжки такого рода — чтобы я училась на чужих ошибках и делала верные выводы.
После финальных титров я чувствую, что из меня вынули душу, и грузиться о своей никчемной жизни сил попросту не остается.
Глава 9
До начала весенних каникул одиннадцатиклассникам предстоит организовать в школе день открытых дверей и отчетный концерт самых талантливых представителей параллели — это ежегодное мероприятие все ненавидят и вечно запарывают, но директор и завучи продолжают упорно настаивать на его проведении.
Поскольку я неплохо рисую, меня, не без сопротивления с моей стороны, подрядили оформлять декорации. Но лучше уж так, чем, обливаясь потом, лажать на сцене и шокировать гостей.
Два дня подряд я с самого утра стою на стремянке и малюю весенние пейзажи.
Ну, естественно, не те, реальные, с плывущим по дорогам дерьмом, а тошнотворно-радостные, солнечные, каких в марте и не бывает.
Остальные однокласснички тоже загружены нашей класснухой так, что доставать меня возможности у них попросту нет.
Они даже начали испытывать ко мне нечто сродни уважению — с блеском в глазах рассматривают мои художества и наблюдают за процессом создания. Исподтишка, пока Мамедова не видит.
Сама она о чем-то перешептывается с верной Наденькой и тычет ей в лицо флешкой.