Дорогой дневник

— Где ты живешь? — спрашивает Баг, застегивая рюкзак. За нашими спинами захлопывается пластиковая дверь, налетает пронзительный ветер, на щеках пленкой оседает мартовская изморось.

— Вообще-то, это не твое дело! — напоминаю ему и собираюсь отвернуться, но Баг опускает ладони на мои плечи и, наклонившись, заглядывает в глаза:

— Просто провожу. Показывай дорогу.

Я судорожно соображаю. Родителей не будет часов до восьми — после работы они собирались в гости, а сейчас только одиннадцать утра. В моей комнате погром, кровать не заправлена, но в этом ведь нет ничего страшного — можно не приглашать его на чай с плюшками и просмотр фильмов.

Однако от запретной мысли, что мы будем наедине, в животе трепещет стая бархатных бабочек. Было бы неплохо, если бы он все же зашел…

Есть только одно но: при таком раскладе Баг узнает мой адрес. С его настойчивостью я больше никуда от него не спрячусь.

— Э-э-э… Баг, я не думаю, что это хорошая идея… — пищу еле слышно и убираю за ухо голубую прядь, но Баг неожиданно перестает быть милым.

— Показывай! — рявкает он, и я, вздрогнув, покорно бреду в сторону своей картонной девятиэтажки.

***

Баг аккуратно ставит кеды на полочку, вешает куртку на крючок и, безошибочно определив направление, проходит в мою комнату. Сшибая углы, ковыляю следом — мешает оцепенение, одолевшее меня в лифте от его близости.

— Круто, Эльф… Ты во всем талантлива. Никогда не бросай! — Баг с интересом рассматривает мои карандашные скетчи, развешанные по стенам, а меня шатает от нереальности происходящего и одуряющей, сбивающей с ног слабости.

Опускаюсь на кровать и приваливаюсь к изголовью. Зубы стучат, но я улыбаюсь.

— Баг… Пожалуйста, объясни, что ты имел в виду. Ну, в автобусе. Зачем лекарства? У тебя проблемы? Ты болен?

— Диагноз отсутствия радости… — вздыхает он, падает рядом со мной, сбрасывает на пол рюкзак и одним движением стаскивает с себя футболку.

Я тушуюсь, но в глаза тут же бросается повязка, приклеенная к его груди чуть левее середины, и пульсирующая краснота, выползающая из-под слоев марли. Еще одна повязка стягивает его плечо.

На его руках, груди, животе и спине я замечаю несколько тонких татуировок в виде надписей и витых орнаментов. А еще — бордовые, розовые и белые шрамы… Все виды боли на идеальном подтянутом теле. Я пялюсь и впадаю в прострацию.

На моей кровати сидит самый красивый и опасный парень на свете. Он словно видение, выпавшее то ли из светлого, то ли из кошмарного сна…

Меня поводит, и эта слабость не имеет ничего общего с моим плачевным состоянием. Она совсем другой природы…

Баг, стиснув зубы, отрывает от груди повязку. Порезы под ней глубокие, темные и воспаленные, их вид шокирует.

Я дергаюсь и разражаюсь проклятиями:

— Твою ж мать! Баг… Ты что, хотел себе грудную клетку вскрыть?

— Ага. — Он ухмыляется. — Думал, вскрытие покажет, что со мной не так.

— Еще и шутишь? Идиот. Ты — идиот, ты знаешь это?!

— Кто бы говорил…

Он углубляется в свой рюкзак и достает купленные в аптеке лекарства. Теперь я отлично понимаю, для чего они ему понадобились.

Баг смущенно улыбается:

— Нужна твоя помощь, Эльф… — И осторожно опускается спиной на мое скомканное одеяло. — Помоги обработать этот ад и нормально наложить повязку. Я слишком увлекся. Обещаю: такого больше не произойдет…

***

Перекись водорода шипит, я осторожно размазываю антисептик по ранам Бага, стараясь навсегда сохранить в памяти ощущения тепла от прикосновений к его горячей коже. Где-то там, под слоем боли, мышц и ребер, бьется его сердце…

В ушах шумит.

Отрываю бинт, накладываю поверх порезов новую повязку и отстраняюсь, проглатывая ставший поперек горла ком горького сожаления.

— Эльф, большое и человеческое тебе… — Баг приподнимается на локтях с явным намерением уйти.

— А твоя рука?! — вскрикиваю в отчаянии и краснею как рак, и Баг заверяет:

— Фигня. Рука почти зажила. Справлюсь сам.

— Понятно… — Я прячу глаза. Может, он бы тоже смог мне помочь, но просить об этом наивно и глупо, а он не умеет читать мысли.

Баг на миг прищуривается, подсаживается ближе и вдруг с придыханием выдает:

— А теперь раздевайся.

— Что?

— Раздевайся, говорю. Пришла пора исцелиться. Показывай, где больно. — Он игриво приподнимает бровь, но тут же морщится. — Хорош ломаться! Ты мне как-то раз даже лифчик показала, помнишь?

У меня нет сил спорить. Я и не собираюсь спорить. Ладно, я хочу перед ним раздеться, как бы это меня ни характеризовало. Плевать.

Расстегиваю свою аскетичную «католическую» одежду, превозмогая жгучую пульсацию в бедре, стягиваю легинсы.

Шрамы больше не кровоточат, но наливаются болью и горят, будто под кожу высыпали угли.

Баг долго, почти не дыша, разглядывает мои повреждения, и от его потемневшего взгляда в животе разливается густой теплый мед, сосредоточенно поливает их антисептиком, отставляет полупустой флакон на стол и вдруг резко прижимает пальцы, на одном из которых блестит кольцо, к моему бедру, чуть выше и левее шрамов.

Я всхлипываю: ни один парень еще никогда так не делал. Пульс учащается, кружится голова.